"Виктор Мари Гюго. Отверженные (полностью)" - читать интересную книгу автора

Глава пятая. О ТОМ, ЧТО МОНСЕНЬОР БЬЕНВЕНЮ СЛИШКОМ ДОЛГО НОСИЛ СВОИ СУТАНЫ



Домашняя жизнь Мириэля так же полно отражала его взгляды, как и его
жизнь вне дома. Добровольная бедность, в которой жил епископ Диньский,
представила бы привлекательное и в то же время поучительное зрелище для
каждого, кто имел бы возможность наблюдать ее вблизи.
Как все старики и как большинство мыслителей, он спал мало. Зато этот
короткий сон был глубок. Утром епископ в течение часа предавался
размышлениям, потом служил обедню в соборе или у себя дома. После обедня
съедал за завтраком ржаного хлеба и запивал его молоком от своих коров.
Потом работал.
Епископ - очень занятой человек. Он должен ежедневно принимать
секретаря епархии (обычно это каноник) н почти каждый день - старт их
викариев. Ему приходится наблюдать за деятельностью конгрегаций, раздавать
привилегии, просматривать целые тома духовной литературы - молитвенники,
катехизисы, часословы и т. д. и т. д., писать пастырские послания,
утверждать проповеди, мирить между собой приходских священников и - мэров,
вести корреспонденцию с духовными особами, вести корреспонденцию с
гражданскими властями: с одной стороны - государство, с другой - папский
престол. Словом, у него тысяча дел.
Время, которое оставалось у него от этой тысячи дел, церковных служб и
отправления треб, он в первую очередь отдавал неимущим, больным и скорбящим;
время, которое оставалось от скорбящих, больных и неимущих, он отдавал
работе: вскапывал свой сад или же читал и писал. Для той и для другой работы
у него было одно название - "садовничать". Ум - это сад", - говорил он.
В полдень, если погода была хорошая, он выходил из дома и пешком гулял
по городу или его окрестностям, часто заходил в бедные лачуги. Он бродил
один, погруженный в свои мысли, с опущенными глазами, опираясь на длинную
палку, в фиолетовой мантии, подбитой ватой и очень теплой, в грубых башмаках
и фиолетовых чулках, в плоской треугольной шляпе, украшенной на всех трех
углах толстыми золотыми кистями.
Всюду, где бы он ни появлялся, наступал праздник. Казалось, он приносил
с собою свет и тепло. Дети и старики выходили на порог навстречу епископу,
словно навстречу солнцу. Он благословлял, и его благословляли. Каждому, кто
нуждался в чем-либо, указывали на его дом.
Время от времени он останавливался, беседовал с мальчиками и девочками
и улыбался матерям. Пока у него были деньги, он посещал бедных, когда деньги
иссякали, он посещал богатых.
Так как он подолгу носил своя сутаны и не хотел, чтобы люди заметили их
ветхость, он никогда не выходил в город без теплой фиолетовой мантии. Летом
это несколько тяготило его.
По возвращении с прогулки он обедал. Обед был похож на завтрак.
Вечером, в половине девятого, он ужинал вместе с сестрой, а Маглуар
прислуживала им за столом. Это были в высшей степени скромные трапезы.
Однако, если у епископа оставался к ужину кто-нибудь из приходских
священников, Маглуар, пользуясь этим, подавала его преосвященству