"Виктор Мари Гюго. Отверженные (полностью)" - читать интересную книгу автора

предоставлял сельским священникам, приезжавшим в Динь по делам и нуждам
своих приходов.
Бывшая больничная аптека - небольшое строение, которое примыкало к дому
и выходило в сад. - превратилась в кухню и в кладовую.
Кроме того, в саду стоял хлев, где прежде была больничная кухня, а
теперь помещались две коровы епископа. Независимо от количества молока,
которое давали коровы, епископ каждое утро половину отсылал в больницу. "Я
плачу свою десятину", - говорил он.
Спальня у него была довольно большая, и зимой натопить ее было нелегко.
Так как дрова в Дине стоили очень дорого, епископ придумал сделать в
коровнике дощатую перегородку и устроил там себе комнатку. В сильные морозы
он проводил там все вечера. Он называл эту комнатку своим "зимним салоном".
Как в этом "зимнем салоне", так и в столовой мебель состояла из
простого четырехугольного деревянного стола и четырех соломенных стульев. В
столовой стоял еще старенький буфет, выкрашенный розовой клеевой краской.
Такой же буфет, накрытый белыми салфетками и дешевыми кружевами, епископ
превратил в алтарь, который придавал нарядный вид его молельне.
Богатые прихожанки, исповедовавшиеся у епископа, и другие богомольные
жительницы города Диня неоднократно устраивали складчину на устройство
нового красивого алтаря для молельни его преосвященства; епископ брал деньги
и раздавал их бедным.
- Лучший алтарь, - говорил он, - это душа несчастного, который утешился
и благодарит бога.
В молельне стояли две соломенные скамеечки для коленопреклонений; одно
кресло, тоже соломенное, стояло в спальне епископа. Если случалось, что он
одновременно принимал семь или восемь человек гостей - префекта, генерала,
начальника штаба полка местного гарнизона, нескольких учеников духовного
училища, то приходилось брать стулья из "зимнего салона", приносить
скамеечки из молельни и кресло из спальни епископа. Таким образом набиралось
до одиннадцати сидений. Для каждого нового гостя опустошалась одна из
комнат.
Бывало и так, что собиралось сразу двенадцать человек; тогда епископ
спасал положение, становясь у камина, если это было зимой, или прогуливаясь
по саду, если это было летом.
В нише за перегородкой стоял еще один стул, но солома на сиденье
искрошилась, да и держался он на трех ножках, так что сидеть на нем можно
было, только прислонив его к стене. В комнате у м - ль Батистины было,
правда, громадное деревянное кресло, некогда позолоченное и обитое цветной
китайской тафтою, но поднять его на второй этаж пришлось через окно, так как
лестница оказалась слишком узкой: на него, следовательно, также нельзя было
рассчитывать.
Когда-то Батистина лелеяла честолюбивую мечту приобрести для гостиной
мебель с диваном гнутого красного дерева, покрытую желтым утрехтским
бархатом в веночках. Однако это должно было стоить по меньшей мере пятьсот
франков; увидев, что за пять лет ей удалось отложить только сорок два франка
и десять су, она в конце концов отказалась от своей мечты. Впрочем, кто же
достигает своего идеала?
Нет ничего легче, как представить себе спальню епископа. Стеклянная
дверь, выходящая в сад; напротив двери - кровать, железная больничная
кровать с пологом из зеленой саржи; у кровати, за занавеской, - изящные