"Виктор Гюго. Бюг-Жаргаль" - читать интересную книгу автора

- Но знай, что я не ниже тебя по рождению!
Эти слова, имевшие, по-видимому, какой-то скрытый смысл, сильно
подстрекнули мое любопытство; я настойчиво упрашивал его рассказать мне, кто
он и что ему пришлось пережить. Но он хранил угрюмое молчание.
Однако мое участие тронуло его; мое желание помочь ему и мои просьбы,
казалось, победили в нем отвращение к жизни. Он вышел и принес несколько
бананов и громадный кокосовый орех. Затем он снова закрыл отверстие в стене
и принялся за еду. Разговаривая с ним, я заметил, что он свободно говорит
по-французски и по-испански и обладает порядочным умственным развитием; он
знал много испанских романсов и пел их с большим чувством. Этот человек был
так необъясним для меня во многих отношениях, что чистота его языка вначале
не удивляла меня. Я сделал новую попытку узнать у него его тайну; он
замолчал. Наконец я покинул его, приказав моему верному Тадэ заботиться о
нем и оказывать ему всяческое внимание.

XIII

Я стал видеться с ним каждый день, в один и тот же час. Его дело
тревожило меня; несмотря на мои просьбы, дядя упорствовал в своем желании
наказать его. Я не скрывал от Пьеро своих опасений; он был равнодушен к моим
словам.
Во время наших свиданий к нему прибегал Раск, с широким пальмовым
листом, обвязанным вокруг шеи. Пьеро снимал лист, читал написанные на нем
непонятные для меня знаки и тотчас рвал его. Я уже привык не задавать ему
вопросов.
Как-то раз, когда я вошел к нему, он как будто меня не заметил. Стоя
спиной к двери своей камеры, он задумчиво напевал испанскую песню: "Yo que
soy contrabandista". {Я, контрабандист... (исп. - Прим. авт.)} Кончив петь,
он быстро обернулся ко мне и воскликнул:
- Брат, обещай, если ты когда-нибудь усомнишься во мне, ты отбросишь
все подозрения, как только услышишь, что я пою эту песню.
Он смотрел на меня с торжественным видом; я обещал исполнить его
просьбу, сам хорошенько не понимая, что он подразумевает под словами "если
ты когда-нибудь усомнишься во мне"... Он взял сохранившуюся у него скорлупу
от большого кокосового ореха, который сорвал в день моего первого посещения,
наполнил ее пальмовым вином, попросил меня пригубить, а затем осушил ее
залпом. С этого дня он всегда называл меня "братом".
Между тем у меня начали появляться кое-какие надежды. Гнев дяди
понемногу утих. Радость по поводу моей скорой свадьбы с его дочерью
настроила его на более мирный лад. Мари умоляла его вместе со мной. Я каждый
день старался убедить его, что Пьеро не думал его оскорбить, а хотел только
помешать ему совершить поступок, быть может действительно слишком жестокий;
что этот негр, смело вступивший в борьбу с крокодилом, спас Мари от верной
смерти; что дядя обязан ему жизнью дочери, а я - невесты; что к тому же
Пьеро - самый сильный из его рабов (теперь уж я не мечтал добыть ему
свободу, дело шло о его жизни), что он может работать за десятерых и одной
рукой приводить в движение валы сахарной мельницы. Теперь дядя спокойно
выслушивал меня и даже намекал, что, быть может, не даст хода обвинению. Я
пока ничего не говорил Пьеро о перемене в настроении дяди, желая обрадовать
его вестью о полном освобождении, если мне удастся его выхлопотать. Меня