"Арсений Гулыга. Формулы русской идеи" - читать интересную книгу автора

Я не хочу сказать, что наши духовные дела в идеальном порядке. Есть в
русском характере черта прямо противоположная личной свободе. Толстой назвал
ее - "роевое начало", потребность прильнуть к таким же, как ты, подобно
пчеле, прилипающей к рою. Безусловно, русская черта - привязанность к России
в целом и к родным местам, к языку, к соотечественникам. Отсюда -
ностальгия, тоска по родине, если теряешь ее даже на непродолжительное
время. Быть за границей любопытно, но неуютно, несмотря на бытовые удобства:
тянет домой, к родным устоям, за которые привычно держаться. Неистребима
потребность в общении с близким (пусть, первым встречным) - не просто в
обмене информацией, а в стремлении излить душу, вести доверительный
разговор, когда тебя понимают и ты понимаешь с полуслова, а то и вовсе без
слов - глазами, жестом, мимикой, ибо и так все ясно, хотя говорить можно без
конца. Эту потребность быть частью целого, частью общей судьбы Толстой
выразил в образе мужика Платона Каратаева ("Война и мир"). Дворянин Чаадаев,
бросивший вызов русской истории, четче других сформулировал это русское
кредо: нами владеет прежде всего ощущение связи с отечеством, семьей,
идейной средой; человек не имеет другого предначертания, как эта работа по
уничтожению личного бытия и замены его бытием социальным и вполне безличным.
Отсюда самозабвение в общих начинаниях. Воинская доблесть в первую очередь.
Роевое начало - залог успеха. Но и знак беды. Беду предчувствовал
Достоевский. Его "Легенда о Великом инквизиторе" взята не из головы, а из
глубин русского сердца, в которых он увидел готовность и даже потребность
отказаться от личной свободы и ответственности, переложить их на кого-нибудь
другого, верить и повиноваться ему, и - "непременно всем вместе".
Достоевский предвидел Сталина - не человека, но явление. Чуя беду,
Достоевский всем своим творчеством стремился разбудить и укрепить присущее
русской душе личностное начало. В этом смысле Достоевский - антипод
Толстого, который видел в роевом начале только благо. Достоевский глубже
проник в суть дела. И в русскую душу. Личностное начало испокон веку присуще
русской культуре. Иногда приходится читать, что проблема личности возникла в
России только в период становления буржуазных отношений, чуть ли не с
Пушкина. Это неверно.
Христианская идея свободной личности изначально была принята
православием. Каждая душа сама по себе "внемлет Богу", сама принимает
решение и отвечает за него. Прочтите жития святых, каждый из них - личность.
Более того, учитель жизни. Прочтите протопопа Аввакума, он говорит о личной
ответственности на Страшном суде: "Несть помощника тогда и несть
предстателя, ни отец сыну, ни мать дщери, ни друг другу несть помогающего,
кождо от дел прославится или осудится"{17}. Андрей Болотов, русский
просветитель XVIII века, чьи "Записки" являют лучшую русскую прозу того
времени - тоже личность, не идущая за "всеми" в своих решениях. А "История
государства Российского", где выпукло и любовно вылеплены неповторимые
русские характеры!
Русский характер - это не только "маленький человек" Акакий Акакиевич,
но и "большой человек" - древний князь, гордо бросающий "Иду на вы",
победитель Мамая Дмитрий Донской, казачий атаман Ермак, императрица
Екатерина Великая, Суворов - имя им легион. Рачительный хозяин Хорь - тоже
типично русский человек.
Как же совмещалось в русской душе роевое начало с личностным? Вот так
и совмещалось. В русском национальном характере совмещаются