"Георгий Гуревич. Троя (Рассказ о четырех буквах)" - читать интересную книгу автора

гидробег - сюиссянский спорт, вы и должны быть похожи на сюиссян,
кузнечики: тощие руки, кости, жилы и кожа, жира ни капли. Длинные ноги,
длинные ступни; по ботинкам подбирал я вас, братцы. Потому что в гидробеге
главное - это сопротивление воды. Прибавил килограмм, осел на миллиметр -
и пропал твой километр. Так что выбрал я вас за ноги, за руки, за ботинки,
за талантливое телосложение, и гордиться тут нечем. Все вы тут таланты,
можете не смотреть друг на друга свысока. Но талант - только первая буква
в слове <Троя>. Т - это позиция на старте, а к финишу первым придет тот, у
кого полновесными будут еще три буквы: Р, О, Я...
Р, как вы догадываетесь, - это Работа. Ни дня без пробежки. Пробежка
в жару, пробежка под дождем, под мокрым снегом, утром или вечером, в
полдень или в полночь, в тумане или под солнцем, но два часа в день вы
должны быть на Неве. Р - это, кроме того. Режим. Я распишу вам день по
минутам, я распишу ваш завтрак, обед и ужин по граммам. Ни капли жира. Вы
обязаны не толстеть, кузнечики. Килограмм погружает на миллиметр,
миллиметры губят километры. И прости-прощай первое место. Р - это ваше
рвение, ваше упорное желание работать и соблюдать режим. Р - сегодня
главная буква для вас, кузнечики. По букве Т я вас отобрал, теперь вы сами
себя отбираете по букве Р.
И, уходя в тот день, я уже без робости оглядывался на длинноногих
соперников. Да, я не лучше других, у всех у нас есть Т. Но буква Р в моих
руках, все зависит от меня.
Р! Р! Р! Я проявил рвение. Только работа, только режим. Я завел себе
весы, напольные и настольные: напольными контролировал граммы набранные,
настольными - граммы съеденные. Взвешивал перед завтраком ломтики хлеба и
колбасы, вызывая смех сестер и ужас матери. Вставал на рассвете и в любую
(в любую!) погоду в трусах, или в свитере, или в плаще скользил по Неве,
стеклянной, мутной или рябой, в оспинах дождя. Зарядка, обтирание, душ,
массаж. Р! Р! Р!
И пошли от буквы Р результаты. В начале июня я был предпоследним в
своей группе, в июле перебрался в середину, потом в первую десятку. В
конце августа занял второе место по Ленинграду.
- Па-а-думаешь, - сказала веснушчатая, когда мы встретились 1
сентября. - Второе место! Не первое же.
Но как-то не было безапелляционности в ее традиционном
<па-а-думаешь!>. Даже оттенок уважения слышался.
Осенью пошло труднее. Рвение мое продолжалось, но расписание дяди
Трои пришло в столкновение с общешкольным расписанием. Я соблюдал правило
<ни дня без пробежки>, но жертвовал школьным <ни вечера без заданий>. И
все чаще приходилось мне маяться у доски, тупо глядя на какую-нибудь
усеченную пирамиду. Ничего я не усекал в ней, где там телесные углы, где
бестелесные. Маялся, страдал и думал про себя: как же нелепо я выгляжу:
такой длинный, на голову выше математички, баки пробиваются... и мямлю,
словно первокласник.
Ну не лезли мне в голову эти пирамиды. Тогда не лезли, сейчас вылезли
и следа не оставили.
На Новый год я занял первое место. Специально ради нас на каток
наливали воду, еще подогревали, чтобы морозцем не прихватило. Не так много
пришло нас из прежней летней группы, только самые ретивые. Так или иначе я
поднялся на ступеньку номер один.