"Георгий Гуревич. Крылья гарпии (Авт.сб. "Только обгон")" - читать интересную книгу автора

скрыть его похождения. Давал обещание любить жену вечно, сделать ее жизнь
радостной. И хорошо бы, чтобы у них были дети, лучше девочки. Пусть
порхают по саду, а они с Гарпией будут стареть и радоваться, на них глядя.
И вот с замирающим сердцем Эрл вступает в собственный дом.
Старая экономка хмурит брови, встречая его. Взгляд у нее укоризненный.
Уж она-то читает газеты. Наверное, знает все.
Эрл отводит глаза, небрежным тоном спрашивает:
- Ну, что дома? Наша проказница здорова?
И ему страшно хочется услышать что-нибудь о наивных проделках Гарпии:
посадила цветы в картонку от шляпы, поливала сад горячей водой.
Экономка медлит, зачем-то подводит Эрла к диванчику, придвигает сифон с
содовой, уговаривает держать себя в руках. Эрл начинает догадываться.
- Она... она узнала?
Экономка кивает головой.
- Ничего не поделаешь, все говорили об этом. Я старалась скрыть, как
могла. Но однажды ночью она прибежала ко мне в слезах и сказала: "Я знаю,
он не любит меня больше". И она плакала целую ночь, и у нее сделалась
горячка, и мы боялись за ее жизнь целый месяц. А потом она выздоровела и
стала, извините меня, довольная и веселая. И песни пела, звонко так, и в
спальне запиралась. А я, простите, поглядела однажды в щелку, что она
делает. Представьте себе: она шила платье из белого муслина и все
примеряла перед зеркалом. А на спину сделала крылышки, сначала маленькие,
как у бабочки, а потом побольше, а потом уж совсем громадные. И мы не
знали, что она не в себе, даже радовались, что занятие нашла. А как-то
ночью она поднялась на башню и прыгнула в воду.
Эрл вскочил и обнял плачущую старушку.
- Она жива! - воскликнул он. - И я найду ее. Просто у Гарпии выросли
крылья, и она улетела.
Старушка положила ему на лоб сухую руку.
- Что вы, побойтесь бога! Разве она птица, чтобы летать?



6а

Солнце зашло за кирпичную стену, и в комнате стало сумрачно. В
предвечерней тишине особенно явственно звучали голоса мальчишек, игравших
в войну на мусорной куче. Издалека доносился благовест. А Март все писал и
писал, горбясь над подоконником, почти не видя букв и не желая отвлечься,
чтобы зажечь свет. Никогда ему не писалось еще так легко и свободно. Он
отчетливо видел перед собой эту ненавистную рыжую Римму и заурядного Эрла,
похожего на него самого, только богатого и благополучного, и удивительную
Гарпию, несущуюся над морем на перламутровых крыльях.
Наконец Март дописал заключительные слова главы, выпрямился, провел
ладонью по лбу, как бы стирая фантастические образы, и сладко потянулся,
возвращаясь к действительности. Несколько секунд радостный подъем
творчества еще бодрил его. Потом он вспомнил о бедности, безработице и
Герте.
Где же Гертруда? Сколько времени можно провожать сестру?
Он зажег свет и заметил возле зеркала приколотую к салфетке записку: