"Георгий Гуревич. Ия, или Вторник для романтики (Авт.сб. "Только обгон")" - читать интересную книгу автора

угадал ее реплику, приложил палец к губам.
- Здорово ты его поддел, папка, - сказала она, когда гости разошлись.
- Не люблю пустословия, - пожал плечами доктор. - "Знахарство, старый
хлам". А когда пальчик поцарапал, бегом в поликлинику. Мыльный пузырь твой
Сережа. К сожалению, мыльные пузыри занимают много места и привлекают
взор. Даже нравятся некоторым, даже любуются ими.
Ия удивилась его раздражению. Потом догадалась:
- А, понимаю, ты всех мальчишек рассматриваешь как потенциальных
женихов. Не бойся, я не приведу к тебе в дом такого зятя. Рыжик мне совсем
не нравится, абсолютно. Но я собираюсь на сцену, я должна изучать всякие
жизненные типы.
Среди "жизненных типов" был у Ии и настоящий взрослый поклонник,
Маслов, молодой докторант химических наук и старик по ее понятиям, лет
тридцати восьми - сорока, с заметной плешинкой на макушке. Ия всегда
наблюдала эту плешинку, когда Маслов наклонялся, чтобы церемонно
поцеловать ей руку. Он вообще был церемонен, преувеличенно вежлив,
медоточив, любил высокопарные слова, отпускал изысканные комплименты
насчет внешности Ии, ее платьев, прически, вкуса, изящества, отдельно
насчет пальчиков, губок, глазок, щечек. Ия иногда ходила с ним в театр, и
не без удовольствия. У Маслова никогда ничего не срывалось ("Все как по
Маслову", - язвил Сережа). Билеты доставались заблаговременно, места были
отменные, не надо было томиться в очередях или ловить "лишний билетик" у
выхода из метро. В антракте бывали пирожные или шоколад, если Ия изволила
согласиться, затем следовала чинная прогулка с обсуждением туалетов
встречных дам. Попутно Маслов похваливал фигуру и туалет своей спутницы.
Ия чувствовала себя манекенщицей в Доме моделей или даже хуже того -
манекеном на витрине с ярлычком: "Невеста-люкс, экстракласс". Принадлежать
к экстра-классу было лестно, быть манекеном скучновато, тем более что
Маслов повторялся в выражениях своего восхищения.
От отца Ия узнала, что Маслов считается дельным и перспективным ученым.
Но о работе своей он никогда не рассказывал, от расспросов уклонялся.
- Красавица моя, вам это будет скучно-прескучно, - уверял он. - Я
занимаюсь изучением длинных-предлинных, томительно-монотонных молекул,
увешанных радикалами, унизанных радикалами с невыразительно-однообразными
названиями, все на "ин". У меня совести не хватит говорить о них с
хорошенькой девушкой в театре.
И переводил разговор на прелестные ручки и глазки.
Ия так и не поняла, Маслов боится ей наскучить или скучает на работе
сам. Или же, и такое бывает у специалистов, высоко ценит свои специальные
знания, считает, что другие просто не способны понять его.
Однажды Ия нарочно свела его со своими сверстниками. Ребята встретили
Маслова в штыки, не без тайной ревности, издевались над ним с откровенной
мальчишеской грубостью, вслух хохотали над замысловатыми комплиментами. Ия
была уверена, что Маслов исчезнет навеки, но он позвонил на следующей же
неделе, пригласил Ию не куда-нибудь - в Театр на Таганке.
- А мне показалось, что вы обижены, - сказала Ия, почти извиняясь. Она
чувствовала себя немножко виноватой, если не виноватой, то неделикатной
хотя бы.
- Я не отступаю так легко, - заявил Маслов в ответ. - И в конце концов
добиваюсь своего.