"Георгий Гуревич. В зените" - читать интересную книгу автора

сокрушенным видом.
- И вы еще утверждаете, что рядовых людей волнует проблема космических
контактов. Кого же волнует, если вы, писатель-фантаст, автор произведений о
пришельцах, самое заинтересованное лицо, предпочитаете воздержаться от
лишних усилий? Сами же мне советовали составлять схемы по сигналам
неправильных переменных, а когда я показываю подобную схему, выясняется, что
вам важнее всего отдых перед дорогой. Как будто вы в поезде не можете
выспаться. Что же спрашивать с рядовых читателей? Пожмут плечами, улыбнутся.
А если я без свидетелей отправлюсь осматривать, разве мне поверят? В
фальсификации обвинят.
- Едем!
Почему я решился так быстро? Во-первых, раздумывать было некогда, время
поджимало. А во-вторых, чем я рисковал, собственно говоря? Окажусь в глупом
положении? Но я не уверен, кто глупее: человек, поверивший слову, или тот,
кто воображает себя умным потому, что обманывает. Да и непохож на любителя
розыгрышей этот тучный, старомодно франнузящий старик с одышкой. Ограбят в
пустынном месте? А у меня три рубля в кармане. Вот будет весело, когда шайка
грабителей будет делить мою трешку на троих. Впрочем, и такая роль едва ли
подходит моему гостю.
Но на всякий случай я все-таки сказал дежурной, сдавая ключ от номера,
погромче сказал, так, чтобы Граве слышал:
- Вот деньги за билет, его принесут сегодня. Трешка останется до Москвы.
Хватит, как вы думаете? Впрочем, все равно, вагон-ресторан закрыт ночью. А
паспорт я у вас возьму потом, с билетом вместе.
Подумал я и о том, что Граве чужак, приезжий в нашей стране, да еще из
эмигрантов. Может, у него какие-нибудь тайные планы, не космический корабль
он ищет, а фамильный клад, брильянты из двенадцати стульев. Но зачем ему
лишний свидетель тогда?
На улице стояла ленинградская погода: рваные тучи неслись низко-низко,
казалось, каждая облизывает крыши. Дождь то моросил, то барабанил,
порывистый ветер швырял брызги в лицо. Вчера мне говорили, что, если ветер
не переменится, воду запрет в Неве, и будет наводнение вроде описанного в
"Медном всаднике". По радио уже передавали, что вода поднялась на метр выше
ординара.
Мы обошли несколько аптек на Невском и на Литейном. Граве считал, что
йода надо запасти побольше, по крайней мере, полстакана, а нам отпускали
один-два пузырька. В последней аптеке я даже выругался. Спросил: "Чего вы
боитесь? Не яд же. Йодом губы мажут". И пожалел, что затеял разговор.
Фармацевт долго и нудно объяснял мне, что все дело в дозе, змеиным ядом
лечатся и пчелиным ядом лечатся, а йодом можно желудок обжечь, только медик
с высшим образованием может установить, какая доза для меня лечебная, какая
целебная, а какая смертельно вредная.
- Вот и дайте мне несмертельную дозу, - сказал я.
Такси поймать не удалось. Ленинградские таксисты не замечают протянутой
руки. Поехали через весь город на трамвае. Сквозь забрызганные стекла смутно
виднелись тесные боковые улочки, трамвай скрежетал на крутых поворотах, чуть
не задевая углы домов красными своими бортами. Я худо знаю Ленинград, не
могу объяснить, где мы проезжали. Кажется, крутили где-то у Финляндского
вокзала, потом перебрались на Петроградскую сторону. Вокруг, держась за
поручни, тряслись пассажиры с мокрыми утомленными лицами, капли 6ежали у них