"Георгий Гуревич. В зените" - читать интересную книгу автора

- Да, у меня все хорошо. Вам не повезло, дорогой. Здешние специалисты
говорят, что вода виновата. Набрали полные ботинки, контакт получился
неравномерный.
- Ладно, вы рассказывайте подробнее, где были, что успели. - А я,
голубчик, нигде не был. Я вас жду. - Хотя бы про эту планету расскажите.
Какая она? Похожа на Землю? Поля здесь зеленые, небо голубое? Лето сейчас
или зима?
- Не лето, не зима, и зелени никакой. Это искусственная планета.
Межзвездный вокзал. Ни полей, ни лесов, одни коридоры. - И торопливо встает,
уклоняясь от расспросов: - Доктора не велели вам разговаривать.
- Ох, уж эти доктора, везде они одинаковы!

Обман чудовищный! Все неправда! Кому же верить теперь? Впрочем, надо
взять себя в руки, успокоиться, записать по порядку.
Болеть на чужбине плохо, выздоравливать еще хуже. Впрочем, это я уже
писал. За окном чужая планета, а с постели не спускают, пичкают микстурами,
тугой компресс на лбу.
А чувствую я себя не скверно, ем с аппетитом, боли все реже. И всего-то
пять шагов до окна.
Как раз врачей не было, все ушли на обход, Гилика унесли для технической
профилактики. Ну вот спустил я ноги потихонечку, голову высвободил из
компресса, шаг, другой... пятый. Смотрю в окно.
Кошмар!!!
Опять бред первых дней болезни, ужасные видения зоофантастики: жуки с
моноклями, сросшиеся ежи, амебы с крыльями. Бегут, ползают, скачут, воют,
как нечисть из "Вия". Меня заметили, вылупили глаза, языки вытянули, ощерили
пасти...
- В кровать скорее! - Это уже сзади хрипят, за спиной.
Оглянулся. В дверях самый страшный: голый череп с пятнистой кожей. Я
завопил, глаза зажмурил...
Слышу голос Граве:
- В постель, голубчик, в постель! И компресс на голову! Скорее, скорее!
А я и кровати не вижу. И стен нет, какие-то трубки, цветные струи
колышутся. Вой, писк, треск. Уж не помню как, ощупью забрался на матрац,
глаза закрыл, всунул голову в повязку.
Снова голос Граве: - Откройте глаза, не бойтесь. Все прошло. Чуть
разлепил веки. Верно, исчез кошмар. Идет от двери мой спутник, ноги волочит,
отдувается, такой рыхлый, обыденный, лицо жалостливое.
- Плохи мои дела, Граве, - говорю и сам удивляюсь, какой у меня плаксивый
голос. - Схожу с ума. Галлюцинации среди бела дня. Мертвецы видятся с
трупными пятнами.
Граве тяжело вздыхает. Так вздыхают, решаясь на неприятное признание.
Берет меня за руку, поглаживает успокаивая:
- Это вы меня видели, голубчик. Так я выгляжу на самом деле, без анапода.

Анапод, как выясняется, - специальный прибор у меня на голове, который я
принимал за компресс.
Если сдвинуть его со лба, передо мной пятнистый скелет, чудище из
страшной сказки.
Если надвинуть, возвращается в кресло тучный старик, сутуловатый, рыхлый,