"Георгий Гуревич. В зените" - читать интересную книгу автора

"А завод-то на ходу! - подумал я. - Не заброшен. Ошибся мой
киберчертенок".
Впрочем, к корпусам мы не пошли, сразу же свернули в сторону и
остановились у покатого пандуса, ведущего вглубь. Привычная картина. Передо
мной было стандартное противометеоритное укрытие для безвоздушных планет.
Все было знакомо: в конце пандуса шлюз, налево баллоны с кислородом,
метаном, аммиаком - кому какой газ требуется. Прямо коридор и комнаты, а в
комнате ванна и ратоматор - этот чудесный прибор сапиенсов, расставляющий
атомы в заданном порядке, изготовляющий любую пищу по программе, тот самый,
который штамповал для меня земные персики во время болезни. Ленты с
программами у меня были, и ожидая, пока Он позовет меня, я изготовил себе
спекс жареный, спекс печеный, кардру, ю-ю и соус 17-94. Что это такое,
объяснять бесполезно. Блюда эти придуманы здешними химиками в лабораториях,
формулы смесей невероятно длинны и ничего вам не скажут.
В общем спекс - это нечто жирно-соленое, кардра - кисло- сладкое, ю-ю
пахнет ананасами и селедкой, а соус 17-94 безвкусен, как вода, но возбуждает
волчий аппетит. И я возбудил волчий аппетит, поужинал спексом и прочим,
поскольку же Он все еще не звал меня, завалился спать. День был тяжелый. Я
ввинчивался в пространство, потом вывинчивался, перегружался и невесомился в
ракете, трясся на стальной макушке, попал не то в плен, не то в гости. И
если в таких обстоятельствах вы не спите от волнения, я вам не завидую.
Поутру меня разбудили гости - тоже машины, но куда больше вчерашних,
такие громоздкие, что они не могли влезть в помещение, вызвали меня для
разговора в пустой зал, вероятно, в прошлом спортивный, с сухим бассейном в
центре. В этом бассейне они и расположились, уставив на меня свои фотоглаза.
У них тоже были ноги на кривошипах, подвешенные к ушам, и лбы с эмблемой
"дважды два". Но у вчерашних машин лбы были узкие, плоские физиономии имели
вид удивленно-оторопелый. У этих же глаза прятались глубоко под
монументальным лбом, и выражение получалось серьезно-осуждающее,
глубокомысленное. Вероятно, это в самом деле были глубокомысленные машины,
потому что рядом с квадратиком у "их были привинчены пластинки с восемью
нулями. Сотни миллионов элементов - вычислительные машины довольно высокого
класса.
- Он поручил нам познакомиться с тобой, - объявили они.
Я подумал, что этот Он не слишком-то вежлив. Мог бы и сам поговорить со
мной, не через посредство придворных-машин. Но начинать со споров не
хотелось. Я представился, сказал, что я космический путешественник, прибыл с
далекой планеты по имени Земля, осматриваю их шаровое скопление.
- Исследователь, - констатировала одна из машин.
- Коллега, - добавила другая. (Я поежился.) А третья спросила:
- Сколько у тебя нулей? - Десять, - ответил я, вспомнив, что в мозгу у
меня пятнадцать миллиардов нервных клеток, число десятизначное.
- О-о! - протянули все три машины хором. Готов был поручиться, что в
голосах у них появилось почтение. - О! Он превосходит нас на два порядка.
- Какой критерий у тебя? - спросила одна из машин. - Смотря для чего! - Я
пожал плечами, не поняв вопроса. - Ты знаешь, что хорошо и что плохо? Я
подумал, что едва ли им нужно цитировать Маяковского, предпочел ответить
вопросом на вопрос: - А какой критерий у вас? И тут все три, подравнявшись,
как на параде, и подняв вертикально вверх левую переднюю лапу, заговорили
торжественно и громко, как первоклассник-пятерочник на сцене: