"Георгий Гуревич. Иней на пальмах" - читать интересную книгу автора

Прохожие толкали меня, автомобили пугали гудками, а над головой
вспыхивали, кричали, звенели, пели рекламы, убеждая, доказывая, приказывая:
Каждый уважающий себя американец носит бриллиантовые перстни Хэтчисона
Забудьте о дневных заботах.
Отдохните под звездным небом в ресторане "Сто первый этаж"
Наше шампанское удлиняет жизнь вдвое Но где они - уважающие себя
американцы с бриллиантовыми перстнями, удлиняющие свою жизнь шампанским?
Навстречу мне попадались рабочие с серыми от усталости лицами,
встревоженные продавщицы магазинов (десять долларов в неделю, если ты
молода, красива и одета по последней моде) или такие же безработные, как
я. Их можно было отличить по неторопливой походке.
Изредка меня обнадеживали. "Зайдите в ноябре, - говорили мне. -
Предстоят большие заказы". Но если, так и не найдя до ноября работы, я
приходил снова, меня встречали рассеянным взором: "Что? Я велел вам
наведываться? Не помню.
Действительно, мы искали людей месяц назад, но отчего же вы не пришли
вовремя?"
Раза три или четыре за все полтора года у меня спросили рекомендации.
Виноватым, прерывающимся голосом я объяснял, что их нет. Почему нет?
Нет стажа? А почему? Сразу пошел из колледжа на фронт? Значит, у вас ни
рекомендаций, ни стажа, ни опыта... Что? Диплом? Но вы же забыли все. Что?
На испытание? Нам некогда учить школьников. Грузчиком пойдете? Что?
Рука прострелена? Обратитесь в богадельню!..
Это была долгая, бесконечно скучная, отвратительная история. Каждый
день я переживал взлеты и падения. Я заставлял себя не терять надежды.
Но сколько это могло продолжаться? Я задолжал везде, где мог, и заложил
все, что мог. Я продал свои вещи постепенно, одну за другой, в том числе и
золотые часы, доставшиеся мне от покойного отца. Эта фамильная
драгоценность кормила меня только две недели. В том же городе, рядом со
мной, благоденствовали тысячи спекулянтов, покупая и перепродавая, а я
почему-то никогда не мог продать своих вещей дороже, чем за четверть цены.
Не знаю, как это получалось.
Наконец очередь дошла до костюма. Я крепился три дня - больше нельзя
было выдержать без еды. Итак, эпоха серого костюма кончилась. Я опустил
руки и пошел на дно.
У "дна" были свои законы. Я научился спать на скамейках сидя и
познакомился с древним законом о бродягах - законом, который запрещает
спать на открытом воздухе, если у тебя в кармане нет денег; научился
терпеливо стоять в очереди возле благотворительной столовой и жалостливо
моргать глазами, когда какая-нибудь девчонка из "Армии спасения", совсем
ничего не понимающая в жизни девчонка, уговаривала меня исправиться,
каждый вечер молиться, не ругаться нехорошими словами и пить только
кипяченую воду.
У меня появились новые друзья. Среди них были многосемейные рабочие,
выгнанные с заводов, когда руки у них потеряли проворство; матросы с
пароходов, сданных на слом; клерки разорившихся контор; учителя школ,
закрытых при сокращении бюджета; ветераны войны, встреченные музыкой и
цветами и брошенные на произвол судьбы на первом перекрестке.
Ближе всего мы сошлись с одним матросом. Это был пожилой сутуловатый
человек с красным обветренным лицом и волосами медного цвета. Его звали