"Георгий Гуревич. Итанты (Таланты по требованию)" - читать интересную книгу автора

совсем так, но сходно, известен подход. И мы находили корни и выписывали
рецепт, выслушивали удивленную благодарность, снисходительно отклоняли
похвалы: "Ах, что вы, что вы, никакого труда не стоит, и не такие прегради
штурмовали". И ощущали сладкую гордость: вот мы какие особенные, славные
рыцари, спасители беспомощных дам, попавших в плен к дракону
многопричинности!
- Только не зазнавайтесь,- твердили нам наставники. - Вам привили
талант, это подарок, а не заслуга. Со временем будут прививать всем
желающим.
Мы старались не зазнаваться, но гордость распирала нас. Славно быть
могучим воином в поле, хотя бы и в математическом поле.
Бывали и конфликты, особенно у наших лучших, у тех, кто вторгся в
чистую математику, - у Лючии, Семена и Симеона. Они разошлись со школой
Юкавы, внесли какие-то исправления. Старик заупрямился, попытался
опровергнуть опровержения, наши разбили его шутя. В той дискуссии я не
принимал участия, но присутствовал, ощущение было такое, будто я сижу
среди непонятливых школьников. Юкависты выступают с жаром, что-то говорят,
говорят убежденно, выписывают длиннющие формулы, но мне-то ясно, что они
не поняли с самого начала. Не доходит до них парадокс Лючии. В фойе и в
перерывах подходят к нам с возражениями, стараются переубедить. Мы
объясняем, нас не слышат. Не понимают или не принимают. Заранее убеждены,
что не могут их победить эти мальчишки и девчонки (мы). И пустота вокруг
нас. Стоим в отчуждении отдельной кучкой, другие, особенные, наша команда,
наша когорта.
Теперь-то признаны наши теоретики. Теперь-то они корифеи - Лючия, Семен
и Симеон.
Но это теоретики. Мы же - остальные, рядовые таланты,- пошли в
прикладную математику: кто на энергетику, кто в химию, кто куда, а я - на
самую практическую практику, к строителям. Я не случайно напросился к ним,
ведь работа-то начиналась со строительства. Строители первыми осваивали
Луну, и я выпросил командировку при первой возможности. И вот я на Луне.
Первое впечатление - самое сильное. Какой же это необыкновенный мир -
весь черно-белый, контрастный, как передержанный снимок! Тени - словно
пролитая тушь, каждый камешек очерчен по контуру. Сейчас-то ощущение
противоположное:
"До чего же надоедливое однообразие: смоляная тьма и слепящий свет,
смола и белизна, смола и белизна!" Нет, ни за что бы не стал я обходить
Луну пешком, заполняя альбом за альбомом, одного с лихвой хватило бы,
чтобы дать представление.
И первая пропасть запомнилась. Не на канатах - на проволочках каких-то
неубедительных спускали меня в бездну (десять кило мой лунный вес). Тьма
казалась густой из-за непроглядной темноты (в самом деле, казалось, будто
в смолу окунают). А там, где наши фонари шарили по стенам, из смолы
выступали угловатые пилоны, или плиты,- геометрически правильные, не
сглаженные водой и ветром. И всюду торчали висячие скалы "пронеси
господи", а на них опирались - одним углом касаясь - другие. Словно
нарочно кто строил карточно-каменный домик. На Луне все завалы зыбки, нет
там основательной, все трамбующей земной тяжести.
В той первой пропасти строили мы строительный завод. Расчищали ее и
резали, плавили стандартные блоки. И шли они отсюда по коротким лунным