"Георгий Гуревич. Когда выбирается 'я'" - читать интересную книгу автора

глазами и длинными черными кудрями до плеч. Нет, не жена, не возлюбленная,
не невеста - опять я. Негр, монгол, суровый индейский воин - все я. Сотня
ролей, как у бывалого ветерана сцены. Серия снимков зверей - целый зоопарк.
Дельфин с извилистыми, ироническими губами и очень лукавыми глазками в
уголках рта - я. Лев, величественный, с бороздой посреди премудрого лба.
Головастый слон с поперечно-полосатым хоботом, только часть его влезла в
фотографию. Мохнатая морда, не то пудель, не то медведь. И нелепое существо
вроде птицы феникс с человечьим лицом, обрамленным крыльями. Тут уж вы не
поверите, что это все - я...
Сотня фото, сегодня я вклеил юбилейное. Сотня историй, все они хранятся
в моей памяти. Связанный торжественным обещанием, я все эти годы копил
наблюдения, не имея права рассказать, как, почему и откуда пришел ко мне
чудесный дар метаморфоза. И, попадая в переплет - а дар мой не из числа
безопасных, - я боялся не только того, что жизнь моя оборвется, страшился не
только за будущее, но и за прошлое. Столько вложено труда, столько добыто
фактов, и все это прахом пойдет, если я стану прахом. Полезную тайну нельзя
Доверять одному человеку - слишком это ненадежное хранилище. Видимо, надо
записать все пережитое, иначе смысла нет во всех стараниях. Не для себя же
рисковал.
Конечно, испытывая дар там и тут, я не всегда мог скрывать его от
людей. Приходилось идти на полупризнание: дескать, да, есть у меня такой
талант, от рождения не было, а к тридцати годам проявился. Разве так не
бывает, чтобы талант проявился к тридцати годам?
И вас, читатели моего отчета, прошу примириться с недомолвкой. Я
расскажу вам, как я выбирал свои "Я", а почему и откуда пришел ко мне этот
дар, не расскажу. Пока не имею права.
С чего начать? Надо бы с самого начала, но именно начало теснее всего
связано с секретом. Стало быть, придется выбирать из середины что-нибудь
позанимательнее. Поведать хотя бы историю номера двенадцатого, некрасивого,
с острыми зубами и носом картошкой, - у него было порядочно переживаний. А
для разбега, для введения в курс дела, придется еще изложить историю номера
одиннадцатого, того, что похож на киноартиста с томными очами. Он появился
на свет из-за любви и ради любви. Недаром такой красавчик.

В ту зиму я был влюблен без памяти, влюблен, как мальчишка, в
пышноволосую русалку с округлыми плечами и стройными ногами балерины. Фигура
у нее была удивительная и осанка женщины, знающей себе цену, но всего лучше
глаза, глубокие и невозмутимые. В них хотелось смотреть и смотреть, как в
озерную глубину, и при этом в душу входило такое спокойствие, такое
непоколебимое равновесие обреталось... Сам становился увереннее, мудрее,
чище.
И все вокруг становилось яснее.
Невозмутимая ясность была главной чертой Эры (так она себя называла:
Валерия, Лера, Эра). Она всегда точно знала, что ей хочется и что не
хочется. Хочется веселиться или молчать, танцевать или посидеть в кресле,
загорать или кушать мороженое.
И с милой откровенностью она, не стесняясь, объясняла нам, гостям и
поклонникам, что сейчас ей хочется соснуть, или уйти из дому, или заняться
шитьем и "не пора ли вам по домам, милые гости?" И мы уходили, не обижаясь
ни чуточки.