"Георгий Гуревич. Мы - с переднего края " - читать интересную книгу автора

остается сидеть смирно и надеяться на летчика.
И когда машина стала снижаться, я так и понял: вынужденная посадка. Но
вдруг наступила ватная тишина. Оказывается, Гена, втянув крылья, с ходу ввел
машину в ангар. И, как он нашел вход, я даже не заметил...
А еще через три минуты мы оказались в пустоватой комнате с
обыкновенными - не каучуковыми - стенами, и Гена, поглядывая на нас с
торжеством, поинтересовался снисходительно:
- Ну, как вам понравилась наша Поэзия?
Ты выглядела совсем измученной, по-моему, тебя укачало, но ты нашла
силы, чтобы ответить:
- Шумноватая Поэзия. Ни ритма, ни рифмы, барабанный стиль. Но о ритмах
дискутировать будем после, Я хотела бы помыться с дороги. Есть у вас душ или
вы купаетесь в кипящем озере? В таком случае, не глушите мотор, я хочу
слетать туда перед ужином.
Гена заулыбался, оценив твое мужество.
- Купание в лучшем виде, - заверил он. - Вот дверь в бассейн, по утрам
прыгайте из кровати. И насчет ужина в грязь лицом не ударим. И он исчез,
кинув в дверях:
- Жена у тебя молодец! В самый раз для переднего края...
Он был восхищен тобой, а я восхищался всю дорогу, И, когда он ушел, я
набрал воздуху в грудь, словно нырять собрался, и выпалил, зажмурившись:
- Кажется, нас тут принимают за молодоженов, Муза. Может, не стоит
разуверять товарищей...
Лицо твое стало серьезным и внимательным.
- Яр, это недозволенный прием, - сказала ты. - Я устала сейчас и не
способна спорить. Но все же, мне кажется, не стоит жениться только для
удовольствия товарищей. Главное ты упускаешь.
- Главное - это "люблю", - сказал я.

5

Все время я ловлю себя на том, Муза, что рассказываю события, тебе
известные. Видимо, в пустой комнате человек становится многословным. И твой
двойник на экране не одергивает меня - смотрит за занавеску и улыбается
одобрительно. И потом, я пишу не только для тебя. Я сам хочу осмыслить, что
произошло у нас: почему ты полюбила меня и почему разлюбила потом?
За что полюбила, мне кажется, я понимаю. Ты полюбила меня за космос, за
то, что я привел тебя в страну молчаливых звезд и гремящих извержений, на
сцену космического размаха, где строятся подмостки размером с планету, в
страну сильных переживаний, где можно испугаться и победить свой страх. Меня
полюбила ты за звездную бесконечность, за страх и победу над страхом; за
мудрую голову Лохи и наивную браваду Гены ты полюбила меня. Но ведь это все
осталось: и Гена, и Лоха, и космос.


* * *

Нас было шестеро на станции Олимп, шесть человек на пространстве, где
могли бы разместиться четыре Магадана. Конечно, через неделю мы знали, кто
чем дышит, кто чем интересуется и что думает, когда молчит, стиснув зубы, и