"Георгий Гуревич. Селдом судит Селдома" - читать интересную книгу автора

И вот два дня спустя, вернувшись с похорон в комнату, пропахшую тлением и
одеколоном, Дик сидел, тупо уставившись на пустую кровать.
Горевал он? Был потрясен, раздавлен? Пожалуй, нет.
Для настоящего горя нужно немножко испугаться, удивиться. Но какой тут
испуг, если пресс, медленно опускавшийся два года, раздавил тебя в конце
концов?
В сущности, Дик потерял отца не сегодня. Отец уходил постепенно - по
частям: ушел кормилец, ушел наставник, ушел занимательный собеседник, ушли
сильные руки, ушел ум, потом рассудок. Два года бессмысленных усилий, жалких
потуг удержать пресс. Бессмысленность эта угнетала всего больше. Два года Дик
ухаживал за умирающим. Безнадежная попытка задержать пресс, который побеждает
всегда.
Почему побеждает? Почему всегда?
"Ничего не поделаешь, так устроено богом",- говорят утешители.
"Ничего не поделаешь, закон природы!"
Воля божья - в то время на Западе (где еще господствовал капитализм) это
было самое распространенное объяснение. Так устроил бог - сколько начинаний,
замыслов, устремлений, сколько возможных открытий закрывал этот барьер! Так
устроил бог - и на Земле есть богатые и бедные, войны и воины, калеки и
убитые, голод и эпидемии. Бог устроил так, что мы не видим чужие планеты и
вирусов. Долой астрономию и микробиологию! Бог устроил так, что все стареют и
умирают. Кто знает, на сколько лет раньше была бы разгадана тайна смерти, если
бй люди не верили поголовно, что смерть установил бог.
Бог изображался бесконечно великим, вездесущим, всезнающим, всемогущим,
заботливым, как отец, и бесконечно добрым, всемилостивейшим. Всего лишь один
раз в жизни надо было бы задуматься, чтобы опровергнуть эти славословия. Но
миллионы людей так и жили, не открывая глаз, не разрешая себе задуматься. Для
тех же, кто пытался задавать вопросы, спросить, почему бесконечно добрый
допускает столько зла и страданий на свете, существовали объяснения: либо ты
грешник, и бог наказывает тебя за грехи; либо не грешник, и бог испытывает
твою веру.
Испытывает, как капризная девушка, пробует, какие издевательства ты
вытерпишь во имя любви.
А зачем всезнающему испытывать? Почему всемогущему не сделать людей
безгрешными? Для чего вседобрейшему эта жестокая игра кошки с мышкой, игра в
грехи и наказания, если в руке его весь мир и ни один волос не упадет без воли
божьей?
Вероятно, и Дик не задавал бы себе таких вопросов, если бы отец его не был
универсальным врачом для бедных, не лечил бы наряду со взрослыми детишек,
парализованных полиомиелитом, ослепших от трахомы, оглохших от скарлатины...
За какие проступки наказывались эти несмышленыши? За грехи родителей? Но
подлеца, который искалечит ребенка, озлившись на родителей, в любой стране
осудят на самое жестокое наказание. Неужели же бог испытывает силу веры у
трехлетних детей, еще разговаривать не умеющих толком?
Вот почему Дика не усыпили привычные бормотания:
"Божья воля. Все к лучшему!" Вот почему, глядя на пустую кровать, он
спрашивал: "Зачем? Почему?"
Нет, не в день похорон начал он искать ответ. Тогда он ощущал только
безнадежную усталость и недоумение.
Но недоумение засело в голове, и засело в голове это представление о