"Георгий Гуревич. Тополь стремительный" - читать интересную книгу автора

.покажет мне старые опыты и то я буду поражен. Но гораздо лучше самому
съездить на Курильские острова. К сожалению, в нынешнем году это невозможно.
Профессор Рогов болен, а без него смотреть нечего. Он такой человек-до каждой
мелочи доходит сам, все держится на нем одном. Только из-за болезни профессора
Леву послали в этом году к Кондратенкову. Но Кондратенков - совсем не то. Лева
хорошо знает о его работах от одной девушки, которая была там на практике.
Лева боится, .что Кондратенков разочарует меня. Это человек поверхностный и
недалекий, достижения его случайны, А твердый успех может родиться только на
научной базе.
Я кивал головой, поглядывая сбоку на высокий лоб Левы, тонкие брови,
решительно сжатые губы. Этот юноша не знал сомнений, ему было ясно все. У него
были твердые взгляды на науку-такие же. как у Рогова, и жизненный опыт,
полученный на Курильских островах.
На третий день поутру мы с Левой оставили поезд на маленьком степном
полустанке. Отсюда до института Кондратенкова нужно было проехать еще
километров двадцать в сторону. На почте нам посоветовали подождать попутной
машины, и мы расположились у железнодорожного переезда, глядя, как
сторож-седой казах в меховой шапке и ватном халате - гонит на свой огород
ручейки от водокачки.
Нам повезло: не прошло и получаса после отхода поезда, как у шлагбаума
остановилась открытая легковая машина, на вид довольно старая и потертая. На
заднем ее сиденье лежали какие-то ящики и баллоны.
Хозяин автомобиля - седой человек с румяным лицом приветливо распахнул
дверцу. Я, как старший, сел рядом с ним; Леве, по молодости, пришлось
устроиться на баллонах. Сторож поднял полосатый шлагбаум, и мы выехали в
степь.
Перед нами была гладкая, словно выструганная рубанком, однообразная
желто-серая равнина. Торопливо глотая километры, наша машина с хрустом давила
сухие стебли передними колесами, а задними вздымала клубы густой темносерой
пыли. И нам казалось, что мы буксуем на плоском круге, а из-за горизонта
навстречу нам выходят всё новые полосы выгоревшей травы - они бегут к машине и
покорно ложатся под колеса.
Лето было жаркое, засушливое. Уже третью неделю с востока дули суховеи,
опаляя землю, иссушая траву. Даже здесь, в открытой степи, трудно было дышать.
Порывы ветра обжигали кожу-казалось, за нами движется невидимая печь и из ее
открытой дверцы пышет жаром.
- Пустыня, - заметил наш спутник, - никчемная земля! Она словно тот
лентяй-лежебока: и руки есть, и голова, и здоров, а работать не хочет,
Смотришь на нее, и зло берет. Как можно в нашей трудовой стране терпеть землю,
которая не работает! Кому она нужна? Почему место занимает?
Он говорил неторопливо, чуть-чуть нараспев, с украинским акцентом. Лицо у
него было простодушное, скуластое, глаза узенькие, с хитрецой. И речь вел как
будто о пустыне, а сам зорко поглядывал на меня: "А ты, брат, что за личность?
Человек-нива или человек-пустыня?"
И я сказал ему, что я корреспондент, еду в институт Кондратенкова, чтобы
написать о его достижениях.
- О достижениях писать рановато, - возразил мой спутник, - достижения в
будущем.
- Я говорил, что Кондратенков разочарует вас! - тотчас подхватил Лева. -
Это не настоящий ученый. Он работает ощупью, наугад и никогда не знает,, что у