"Георгий Гуревич. Тополь стремительный" - читать интересную книгу автора

него получится. У нас на Курильских островах его называли ученым знахарем.
Наш спутник громко расхохотался.
- "Ученым знахарем"! - воскликнул он. - Знаете ли, это метко. У
Кондратенкова что-то есть такое - знахарское. Он любит советы старых лесников,
народные приметы и люто спорит с докторами архивных наук.
- А вы знаете его? - подозрительно спросил я.
Хозяин машины улыбнулся:
- Кондратенкова-то? Конечно, знаю... Я сам из Донбасса, - продолжал он
немного погодя. - До двадцати лет не видал никакого леса, кроме крепежного. И
вот, представьте, после степи, где возвышаются только копры, древние курганы
да горы отвалов пустой породы, я попал в Велико-Анадольское лесничество.
Увидел столетний дубовый лес, могучие дубы с резной листвой, послушал, как
шепчутся кроны при ветре, и на всю жизнь я заболел лесом. Вы понимаете, что
такое лес? Лес предохраняет от суховеев, бережет реки, задерживает снега, от
леса лето прохладнее и зима теплее, рядом с лесом урожай богаче и люди
здоровее. А какой аромат в лесу! Да честное слово, будь я директором завода, я
бы воздух из соснового бора в баллонах возил в цеха!..
Я вспомнил березовую рощу с пестрыми тенями листьев и тяжело вздохнул.
Солнце, взбираясь на небо, палило все беспощаднее. Горячий ветер вздымал над
степью бледносерые волны пыли. Можно было подумать, что, накалившись от
невыносимого зноя, земля уже начаяа дымиться и вотвот вспыхнет пламенем.
Ветер все усиливался. Он закручивал пыльные вихри, гнал их перед собой и,
настигнув открытую машину, мириадами острых песчинок колол нам затылок и щеки.
Пыль лезла в глаза, ноздри и уши, противно скрипела на зубах. Дымчатые волны
слились в густосерые полосы. И вот все потемнело: небо стало сизым, а солнце -
тусклым и ржавым. Вокруг мчалось что-то серое и неопределенное, струилось,
завивалось спиралью, выло, рычало, визжало, скрипело. В прежнее время подобные
пыльные бури в наших черноземных степях не раз опустошали целые области. Оня
поднимали на воздух миллионы тонн плодородной земли, ломали колосья, выдували
зерно и вдруг за сотни километров, где-нибудь в море, обрушивались пшеничным
дождем. Гибли урожаи и - что еще хуже - гибла земля, потому что буря уносила
верхний слой, обнажая бесплодную подпочву.
Впереди уже ничего не было видно. Надвинув на глаза автомобильные очки,
наш хозяин вел машину куда-то в серое марево.
"Похоже на слепой полет, - подумал я. - Только там приборы, компас,
радиомаяки и воздух вокруг-столкнуться не с чем. А здесь..."
И я невольно поеживался на каждом ухабе, ожидая, что вот-вот мы полетим
вверх ногами в овраг. Видимо, и Лева думал о том же. Он перегнулся через
спинку и крикнул мне в ухо:
- Давайте переждем! Скажите ему-пусть остановит.
Но внезапно впереди стало светлее: густая пелена пыли сменилась дымкой,
сбоку замелькали какие-то тени, и мы очутились на лесной дорожке. Да, да, на
лесной дорожке, в настоящем лесу. Это была защитная полоса - зеленый заслон
полей против убийственных суховеев.
Я знал, что мы должны пересечь лесные полосы, и все-таки не поверил своим
глазам, увидев в голой степи тоненькие стволы, гнущиеся на ветру. Нелегко было
молодым деревцам выдержать натиск бури. Первые ряды их были смяты,
исковерканы, изломаны. Они стояли засохшие, с ободранной корой, и обломанные
ветки их беспомощно мотались по ветру. Но первые ряды, ослабив удар своими
стволами и ветками, спасли жизнь следующим. Эти уже устояли, правда