"Ричард Длинные Руки — Вильдграф" - читать интересную книгу автора (Орловский Гай Юлий)

ГЛАВА 13

Во дворе то ли кочевников все больше, то ли я начинаю всматриваться в них слишком уж пристально, вот уж в самом деле в каждую бочку… и хорошо бы только в бочку.

Из домика для гостей вышел крепкоплечий мужчина, высокий и ладно сложенный. Лицо очень немолодое, но сухое тело полно силы, под смуглой кожей перекатываются тугие мускулы и вздуваются толстые жилы. Пояс, как я сразу отметил, не красный, а коричневый, да еще и с характерной накладкой в виде медных ромбиков, что явно указывает на принадлежность к некому клану.

Он сразу вперил в меня цепкий взгляд острых глаз, брови слегка приподнялись.

— Эй, — сказал он с дружелюбной улыбкой, но голос звучал властно, — а ты кто таков?

Я ответил сдержанно: — Ричард из клана Робких Зайчиков. Он вытаращил глаза, окинул меня взглядом с головы до ног и вдруг расхохотался.

— Задиристые у вас мужчины!.. Это чтоб всякий, услышав такое, начинал хохотать, а ему сразу в морду?… Здорово придумали!

Я пожал плечами.

— Это не я придумал. Еще при моем деде отделились от другого племени…

— Какого?

Я развел руками.

— У нас это табу. Наверное, сильно рассорились, если даже имя под запретом. Так что мы теперь — клан Робких Зайчиков.

Он сказал весело:

— Добро пожаловать, Ричард из клана Робких Зайчиков!.. Имя у тебя тоже не совсем нашенское.

— Не я выбирал, — ответил я предельно честно.

Он почесал в затылке.

— Да уж… Меня вот зовут Рогозиф. Представляешь?… Врагу не пожелаю такое имечко.

— Достойное имя, — возразил я. — В наших краях так звали одного героя. В одиночку сразил дракона! Еще и золото драконье занибелунгил подчистую.

Он вытаращил глаза.

— Правда?…

— Клянусь, — сказал я. — Так что не имя делает человека. Все те, кто называют свои племена Тиграми, Драконами, Львами или Свирепыми Василисками, — трусы, что маскируются под сильных. А нам с тобой этого не надо, верно?

— Точно, — согласился он. — Пойдем, выпьем?

— С удовольствием.

Для прибывающих гостей Его Величества Жильзака Третьего, а также для кочевников конунга Бадии поставили добавочные столы на широкой каменной веранде, огороженной невысоким ажурным заборчиком из серого мрамора. Мне до пояса, справа грозная стена из крупных глыб, справа простор, далеко поверх вершинок невысоких деревьев сада виднеются домики, поля, отары овец, стада коров. Далекие горы покраснели в лучах вечернего солнца и выглядят слегка поджаренными, как корочка ржаного хлеба.

Вечер тих и спокоен, воздух неподвижен, настоянный на дневных запахах трав, сена и луговых цветов. Кроме кочевников за столами уже никого, что и понятно, приличные гости постепенно начали искать другие места для отдыха.

— Я прибыл недавно, — рассказывал Рогозиф, — хочу присмотреть домик, осесть, обзавестись семьей. Я тоже кочевник, но, как видишь, уже оседлый… ха-ха!.. И такой глиноед, что всем глиноедам глиноед. Пять лет прожил в одном городе, три в другом… Но не прижился, хочу уюта еще больше, чтобы глиноедствовать, так глиноедствовать всласть! Я поинтересовался:

— Не обижает?

— Прозвище?

— Ну да, все-таки почти ругательное. Он ухмыльнулся.

— Они нас называют глиноедами, видишь, «нас», я уже причисляю себе к горожанам, мы их… гм… как и они себя — Рожденные Морем. Только для нас это не звучит настолько же красиво и величественно.

Я ухмыльнулся.

— Горожане вкладывают свое значение?

По его тонким губам скользнула и пропала мимолетная улыбка.

— Нет, принимают их.

— Так в чем же…

— А ты не видел, сколько мусора море выбрасывает на берег?… Так что даже в этой мелочи у нас полное взаимопонимание. Главное, уживаемся. И пусть так и будет дальше.

— Выпьем за это, — сказал я.

Двое слуг вынесли и поставили на особом помосте кресло с высокой спинкой, похожей на трон. Чуть позже появился конунг Бадия, его встретили веселыми воплями, стуком ножей по столу, а он улыбался и милостиво наклонял голову.

Мы с Рогозифом неторопливо смаковали хорошее вино, я присматривался к нему с интересом. Странно и любопытно видеть, как человек стоит одной ногой там, другой — здесь. Иногда вспыхивает патриотизм кочевника, тут же признает, что у глиноедов вино намного лучше, даже именует их — невиданное дело! — тиборцами, горожанами, достойными и очень хорошими соседями, с которыми рядом хотел бы прожить остаток дней.

Я присматривался и к нему, такие ветераны нечасто бывают в городах, а если уж и появляются, то не задерживаются. Рогозиф прибыл вчера, так он сказал, но по нему не видно, что пустит корни в этом городе, как заявил, в то же время у меня нет ощущения, что скоро покинет Тибор. Напротив, у меня возникает странное ощущение неясной тревоги, когда вижу, как он обводит испытующим взглядом стены дворца, останавливает его на окнах, дверях, на прохаживающихся часовых…

— Как тебе наш конунг? — спросил он внезапно.

Я помедлил с ответом, Рогозиф спрашивает слишком беспечным голосом, а по ответу многое можно будет понять, даже если совру. Конунг улыбается, снова улыбается, один из кочевников вскочил из-за стола и подбежал к нему с кубком в руке, конунг с той же улыбкой принял, сразу же осушил до дна под крики одобрения.

— Хорош, — осторожно ответил я. Рогозиф удивился:

— И это все?

Я кивнул, не разжимая губ. Конунг выглядит слишком открытым и беспечным, а это самые хитрые и скрытные сволочи. Я сам такой, улыбаюсь и говорю любезности, в моем «срединном» королевстве это называется хорошим воспитанием и политкорректностью, а здесь — тем, чем оно и является: лицемерием и притворством.

Высок, силен. И, как говорят, очень умелый боец. А когда очень умелый, то и не различить, что от умелости, а что от магии. У простых кочевников хоть один амулет да есть, у иных — по два-три, а люди могущественные или богатые сосредоточивают в своих руках не по одному и не по два.

Конечно, все их берегут, жаль использовать по мелочи или там, где можно без амулета, но моя беда в том, что с конунгом вполне можем схлестнуться в схватке не на жизнь, а на смерть. И тогда пустит в ход все амулеты, талисманы и все-все, что у него есть…

Сердце мое время от времени начинало стучать чаще. Я спохватывался и старательно налегал на вино и мясо, с преувеличенным вниманием рассматривал красоты сада.

Соседняя веранда расположена на уровне второго этажа и намного левее. Я уловил там движение, хотя сидел спиной, чуть повернул голову и увидел красное с золотом платье принцессы. Но поприветствовать ее не успел: тут же из-за колонны появился ярл Элькреф, подошел и встал рядом.

Сердце мое оборвалось и упало из грудной клетки в бездну. Я никогда не думал, что я такая глубокая натура, падение продолжалось и продолжалось, а я сидел с таким мрачным лицом, что Рогозиф спросил участливо:

— Вино кислое?

— Если бы только вино, — буркнул я.

За столом все нарастает веселье, кочевники запели что-то лихое и хвастливое. Один выбежал из-за стола и пустился в пляс. Ему хлопали, кричали одобряюще, а он выделывал коленца все замысловатее.

На верхней веранде к принцессе и Элькрефу присоединились трое знатных придворных, я для себя их называл за неимением подходящего термина вице-канцлерами, монополия Элькрефа на принцессу нарушилась, но мое настроение осталось таким же мрачным.

Внизу из-за накрытого стола воздел себя крупный воин, лицо в шрамах, вид устрашающий, оглядел всех налитыми кровью глазами и заорал хриплым воинственным голосом:

— Мы, мергели, стали самым заметным племенем в Степи и Пустыне! У нас самые храбрые воины, у нас лучшее оружие, а наши женщины могут сражаться, как мужчины!

Кочевники довольно ревели и стучали по столам рукоятями ножей. Со второй веранды Элеонора бросила на меня быстрый взгляд, я тоже совсем недавно говорил о такой свободе для женщин.

Вице-канцлеры конфузливо улыбались и отводили взгляды. Я чувствовал растущее раздражение. Тупое бахвальство всякого выводит из себя, а когда отпора не может быть в принципе — это вообще отвратительно.

— Очень достойно, — сказал я саркастически, — возвеличивать самих себя в своем же кругу! Я пока что вижу, мергели в этом преуспели.

Рогозиф положил ладонь мне на локоть.

— Не заводись, — шепнул он. — Я вижу, тебе очень хочется подраться. Но… не надо.

— Почему? — буркнул я.

— Это сам Корн, — сказал он негромко.

А кочевник, которого он назвал Корном, повернулся в мою сторону всем телом и прожигал меня ненавидящим взором.

Голос его прозвучал подобно реву лесного зверя:

— Что ты хочешь сказать?

Я повел рукой вокруг, а глазами держал лица сидящих за столами.

— Это же очевидно. Здесь нет людей из других племен, перед лицом которых ты рискнул бы повторить свое бахвальство. Может быть, потому и такой смелый, что их нет?

Элькреф насторожился, Элеонора ухватила его за локоть, Элькреф что-то пошептал ей на ухо, она отрицательно покачала головой, не сводя с меня взгляда.

Корн превратился в каменный столб с раскрытым ртом и выпученными глазами. Я думал, его тут же хватит удар, но у степняков прекрасное здоровье, он дико завизжал и ухватился за рукоять меча. Его друзья моментально повисли на нем, как собаки на медведе, ухватили за руки и плечи.

— Ты… — заорал он, — ты… ты кто? Ты откуда?

— Я единственный, — ответил я громко и гордо, — кто здесь не из мергелей. Потому по воле Морского Коня отвечу за все племена великой и вольной степи, гордым сыном которой являюсь… и мой ответ будет прост и ясен — ты врешь, как подлый и никчемный пес!

Он просипел, потеряв голос от ярости:

— Я?… Вру?

— Как наглый и трусливый шакал, — сказал я, — который облаивает львов тогда, когда они его не видят и не слышат.

Конунг, слегка наклонившись в кресле, рассматривал нас очень внимательно. Я чувствовал его ощупывающий взгляд, но следил за Корном, который время от времени делал резкие попытки вырваться из цепких рук.

Корн тоже бросил взгляд на конунга, я уловил неуверенность, еще не знает границы допустимого.

— Хорошо, — процедил он со злобой, — в чем я соврал?

— Мужчины в моем племени сильнее, — заявил я громко, — храбрее, отважнее. Еще умеют сражаться, а не вопят, как бабы на рынке, о своей умелости. А наши женщины тихие и робкие потому, что наши мужчины умеют их защитить. Им не приходится самим драться с чужими мужчинами.

Он снова завизжал, как недорезанная свинья:

— Наши женщины… они просто такие!

— Все возникает по необходимости, — возразил я. — Ни одна женщина не станет махать тяжелым мечом, если можно беспечно и без страха собирать цветочки, приучаясь нагибаться, и вышивать крестиком.

Он смотрел на меня бешеными глазами.

— Что ты хочешь сказать, дурак?

Я проигнорировал оскорбление, сказал холодно, такое запоминается и действует лучше:

— Женщина должна быть мягкой, покорной и ласковой. А не зверем с мечом в руках. В нашем племени женщины мягкие. И теплые. Вот что я хотел сказать. И сказал.

Его соратники ревели, хохотали, хлопали друг друга по обнаженным спинам, подбадривали, как ни странно, обоих. Симпатии разделились, хотя линия прошла странно по каждому: все за Корна, как за своего, и в то же время считают правым меня. Даже самые сильные из мужчин, чего уж прикидываться перед самим собой, предпочитают женщин мягких и покладистых.

Элькреф снова прошептал что-то Элеоноре, она так же отрицательно покачала головой.

Я сказал громко:

— Да отпустите вы его. Кто так громко лает, кусать не умеет.

Его отпустили, Корн тут же выхватил меч, но не бросился на меня, уже вспомнил, что сам конунг смотрит на ссору, а еще и лучшие воины племени, не говоря уже о горожанах.

— Если у вас такие сильные мужчины, — потребовал он, глядя на меня хищными глазами убийцы, — докажи!

Конунг нахмурился, я видел, как тень пробежала по его лицу. Рановато показывать свою силу, но, с другой стороны, я не горожанин, это как бы внутренние разборки кочевников, короля и его знать не рассердит и не обидит…

— Перестаньте, — сказал он медленно, — у нас, людей степи, все женщины прекрасны, а мужчины сильны и отважны.

Одни загудели, соглашаясь, другие заворчали, вдруг да схватка не состоится, а Корн, видя, что конунг не запретил прямо, а лишь как бы выразил неодобрение, даже сообразил, что конунг говорит больше для горожан-глиноедов, прорычал:

— Признайся, что соврал, расхваставшись, и я верну меч в ножны!

Я сказал громко:

— Правило нашего племени гласит: никогда не обнажай оружия без крайней нужды. Но если обнажил — бей, а не болтай языком, как старая баба…