"Ричард Длинные Руки — Вильдграф" - читать интересную книгу автора (Орловский Гай Юлий)

ГЛАВА 8

Он морщил лоб, стараясь уследить за изгибами моей великолепной речи. Элеонора хлопала глазами и растерянно улыбалась, принцессам положено улыбаться и олицетворять; наконец король спохватился и сказал потвердевшим голосом:

— Да-да, вы заметили, это весьма… дивно, что с таким ростом и с такими данными… но я все-таки должен… что я должен?

Элеонора наклонилась к его уху, я видел, как двигаются ее полные губы, почти задевая ушную раковину короля. На миг возникло страстное желание, чтобы мне вот так шептала и касалась горячими губами.

— Ага, — сказал король, — вы ведь десятник, да?

Элеонора снова наклонилась к его уху и что-то тихонечко сказала. Король кивнул, не отрывая от меня испытующего взора.

Я пробормотал хмуро:

— Ну да.

Он сказал торжественно:

— Я возвожу вас королевским указом в сотники!

Элеонора нахмурилась и посмотрела на отца с такой укоризной, словно ожидала производства меня в генералисимуссы.

— Спасибо, — сказал я настороженно, — но где же сотня? И — золотыми сотня или серебром?

Он поморщился.

— Доблестный герой, ты не так все понял… Сотню не дам, ни золотом, ни людьми. Денег жалко, а людей нет. У меня самого не наберется сотни воинов. Наше королевство избрало путь наращивания экономической мощи, как ты сам прозорливо заметил… с чьей-то помощью, наверняка, потому мы сократили военные расходы. Правда, не без давления со стороны победителя, но это частности.

— Но тогда какой я сотник? — сказал я резонно. — Без сотни?…

Он задумался, поскреб бороду.

— Гм… тогда нужно что-то такое, чтоб сопровождало тебя во всех странствиях…

— И не тяготило, — вставил я. — Это к тому, что золотые копыта моему коню ни к чему: тяжело и непрактично.

— Тогда титул, — сказал он, загораясь, — титул ничего не весит!

— Вы хороший король, — сказал я одобрительно, — это же надо так одарить, даже не открывая кошелек, а не то что казну!.. А то бывают же рубаха-парни: полцарства за коня, другую — в приданое… Вы ничего не профукаете!

— Потому и богатеем, — сказал он довольно.

— Весьма впечатлен, — сказал я. — Кланяюсь и удаляюсь в полнейшем восторге от ваших умений беречь казну и законы королевства.

Элеонора вскрикнула:

— Нет-нет!

— Что? — спросил я тупенько.

В ее глазах я видел сердитое, что нельзя покидать короля без его позволения, но вместо этого сказала быстро и почти умоляюще:

— Останься! Его Величество еще не все сказал и не все извелел. А ты не спеши, не спеши.

Король смотрел рассерженно, я поклонился и сказал с предельнейшим уважением:

— Ваше Величество, вы поступаете очень мудро и расчетливо! Всегда можно найти способ поощрять как подданных, так и гостей столицы с разными понаехавшими, без ущерба для казны. Ну там дипломы, почетные грамоты, всевозможные сертификаты… Вам это ничего не стоит, а человечек доволен, на стену вешает в рамочке, гостям показывает и раздувается, как жаба на теплом болоте, от непомерной гордости. Вообще короли могут чеканить людей, как и монету, присваивая те или иные достоинства. На одном и том же кусочке меди можно поставить клеймо с одним су, а можно с пятью, и все окружающие будут один считать в пять раз ценнее другого, хотя вес тот же…

Он слушал с великим удивлением, но очень внимательно, глазки заблестели, а потом и вовсе разгорелись государственным азартом.

— К примеру, — сказал я проникновенно, — можно давать звание «деятель культуры», и все будут принимать такого, как деятеля культуры. Даже если и будут знать, какой из него деятель, тем более — культуры… Остальной же люд не знает о ваших подковерных решениях и чистосердечно принимает не по цене той меди, из которой состоят эти деятели, а по той, какую изволили на ней вычеканить.

Элеонора поглядывала то на меня, то на отца, что-то заподозрила, слишком уж я серьезен и строг, передернула плечами и перебила с жаром:

— Но люди не дураки!

— Разве? — удивился я. — Посмотрите на меня, Ваше Высочество! Второго такого вы еще не видели. И не скоро увидите.

Она пропустила мимо ушей мою попытку напроситься на комплимент, какой я умный и талантливый, сказала с жаром:

— Люди все поймут!

Я ответил ласково:

— Но не сразу. А до этого такой вот, обвешанный премиями, успеет нахватать всего вокруг и натаскать в норку. Он начинает хапать с того момента, как выхватит почетную грамоту из ваших рук, и хапает прямо по дороге к дому! И будет хвастать везде и всюду, будет тыкать в глаза наградами от Вашего Величества и добиваться привилегий, лучших мест, места для сада, лошадей из королевской конюшни, павлинов и шаперончиков для соколов…

Король откинулся на спинку кресла, смотрел с великим удивлением, потом перевел ясный взор на взволнованную дочь.

— Дорогая, почему ты все время говорила только о его силе и отваге?

Она сказала торопливо:

— Отец, его отвага беспримерна…

Он отмахнулся.

— Он же мудр, как все мои советники!.. Да куда там им, дураки все. Он их всех вокруг пальца обведет!

Элеонора смотрела растерянно то на него, то на меня, я очень серьезен, даже слишком, а она успела меня узнать больше, чем король. Я успел заметить, как щеки залило ярчайшим румянцем, дыхание пошло чаще, возмущается девушка, я не стал ждать взрыва и продолжил проникновенно:

— Ваше Величество, но все-таки есть люди, что все-таки, уж простите за вольнодумство и вольтерьянство, не нуждаются в сертификатах. Это на меди можно ставить любую цену, а вот золото вне королевской власти. И какую бы цену на золоте ни пытался поставить какой-нибудь не очень умный правитель, золото принимают по цене этого благородного металла, а на оценку его королями внимания, уж простите, не обращают.

Элеонора вздохнула, густой веер длинных ресниц спрятал от меня ее взгляд. Я не понял, была в нем укоризна или разочарование, может быть, просто печаль.

Король в неудовольствии заерзал, роскошная мантия сбилась на спине, делая одно плечо выше другого.

— Но все-таки, — проворчал он упрямо, — золото не различишь сразу… пока не попробуешь на зуб или не потравишь кислотой. А вот достоинство клейменой монеты видно сразу. Так и люди, дорогой мой и слишком умный друг Рич!

— Не спорю, — ответил я и поклонился, это никогда не бывает лишним, короли поклоны обожают, хотя иногда и лицемерно возражают против слишком уж низких и витиеватых. — Но я не спешу, Ваше Величество, чтобы меня признали моментально! Это нужно только жуликам, чтобы успеть урвать.

Он нахмурился.

— Дорогой Рич, вы должны понимать, что в любом государстве существует иерархия. И чем государство крупнее, тем ступенек в иерархии больше. Подданным нужна простая и ясная картина сразу. Вон тот на двадцатой ступени, тот на пятнадцатой, а вон тот уже на шестой — шапки долой!

— Все верно, — сказал я. — И все правильно. Но в любом государстве есть личности, что стоят вне иерархии. Я слышал о простом крестьянине Попеле, что всего триста лет тому стал здесь королем. А Сигурл? В одиночку убил ужасного дракона, в то время как оцененные очень высоко герои трусливо прятались по домам, и освободил принцессу Геортриссу. О нем и до сих пор поют песни и рассказывают легенды… А вот во время правления какого короля он такое совершил — никто не помнит. Простолюдин Гавгамел отказался от женитьбы на принцессе ради своей любимой девушки-рыбачки, и его славили больше, чем самого короля… И сколько таких? Даже о любви ярла Растенгерка к прекрасной Мириам уже начинают слагать легенды! Снедаемый страстью и любовью, он десять лет скитался по свету, искал ее. И хотя встречал много красивых женщин, но все же сохранял ей верность… в большинстве случаев. Думаю, история их непростой любви переживет века, забудут великих королей и конунгов, а простого и небогатого ярла помнить будут…

Король хмурился все больше, наконец взглянул затравленно в сторону дочери, сказал нервно:

— Тогда сделаем иначе… Я вижу, вам не нужен придворный титул, однако в нем нуждаются другие. Да и вы сами.

— Я?

— Вы, — отрезал король. — Вы получили письмо ярла Элькрефа к его старшему брату, верно? На этом ваша миссия здесь закончена. Доступ в королевский дворец и сад для вас закрыты. Официально вы простой гонец, не так ли?… Я не знаю, кем являетесь на самом деле, и знать не хочу, но во дворец вас больше не пустят, таковы правила. Это даже не от меня зависит, таков закон, таковы освященные веками традиции. Однако если с надлежащим титулом…

Элеонора помалкивала, только нервно кусала и без того ярко-красные зовущие губы, давно созревшие для жарких поцелуев.

— Рич, — заговорила она нервно, — тебе нужен титул.

— Зачем?

— Нужно, — сказала она, — чтобы тебя воспринимали по высокой цене сейчас, а не потом, когда рассмотрят, что ты из благородного металла! Ты ведь хочешь играть какую-то роль в нашем муравейнике?

— А если не хочу? — спросил я.

Она закусила губу, поколебалась, но взглянула в меня прямо и решительно.

— Я хочу.

Король смотрел с ожиданием, но лицо лишилось королевской бесстрастности, явно такое с ним впервые, кто же в своем уме отказывается от титула. Хоть титул и не деньги, но умелый человек сможет из него выжать даже золото высшей пробы.

— Вас не будут больше пускать во дворец, — повторил он раздельно. — Догадываюсь, это не в ваших интересах.

Ну?

Я подумал, поморщился, кивнул.

— Хорошо, Ваше Величество. Только не громкий, а… минимальный, только бы оставался открытым доступ во дворец.

Элеонора сказала быстро:

— И достойный доблестного сына степей!

— Ага, — проворчал я, — ну да, а как же?… Сын степей при титуле, надо же… Скажи кому, в морду получишь за шуточки. Какой титул можно дать кочевнику?

Король и Элеонора переглянулись. Я заподозрил, что проработали какие-то детали до моего появления, что-то состыковали, кое-что утрясли, теперь у них другая задача: навязать хорошо продуманный и подготовленный экспромт мне, сыну степей, копытного ветра и свежего воздуха.

— Вильдграф, — произнесла Элеонора приподнято, прозвучало чуточку слащаво и слишком торжественно, чувствуется, что еще тот экспромт, а король слишком уж удивился и вытаращил глаза. — Отец, как тебе титул вильдграфа?

Король сказал с фальшивым энтузиазмом:

— Великолепно, ты у меня умница!.. Это самый подходящий, самый точный, что годится такому яростному герою, свирепому и необузданному… Именно с них, вильдграфов, начиналась древнейшая история… с диких и яростных завоевателей, пришедших на эту пустынную землю, населенную чудовищами.

— Вильд, — повторил я тупенько, — граф… Дикий граф?

— Граф Дикого Поля, — уточнил король. — Диких Земель! Властелин степей, которые никому не принадлежат. Носитель свободы!

Он даже привстал на троне, глаза разгорелись, словно и он тоже сын степей и романтик, хотя, если честно, мы все, мужчины, в самом деле романтики, пусть и стыдимся этого слова.

— Благородный носитель свободы, — подчеркнула Элеонора. — Высокорожденный!..

— Я не высокорожденный, — возразил я. — Что я, горец какой-то захрыченный? Наоборот, рожден в богатой низине, где много сочной травы, где все по пояс… У нас там степи ровные, как этот стол… хотя на нем ничего и нет.

— Теперь высокорожденный, — сказала Элеонора с победной улыбкой. — Графы не бывают низкорожденными. Ты выше по рангу всех придворных моего отца.

Ее темные глаза стали золотыми от воспламенившегося в них огня. Победа, читалось в ее взоре, хотя сын степей отказался от состязаний за ее руку, но все-таки сумела заарканить дикого кочевника золотой цепью, великолепная женщина, сильная и настойчивая, умеет ставить перед собой цель и двигаться к ней напролом.

Да, она молодец… но я? Дожил до такого позора, что титул получил… по женской протекции! А не столько за заслуги, хотя да, за такое вообще можно и корону короля вручить, но ради того, чтобы я хоть чуть поднялся до уровня невесты и чтоб ей было не слишком со мной стыдно появляться на людях.

Я поклонился, стараясь не выглядеть чересчур недовольным.

— Спасибо, Ваше Величество. Вельми и зело, ага. Я не нахожу слов от нахлынувших чувств, такое переполнение в моей торичеллевой… гм… что просто по своей сыностепейскости даже как-то и не!.. Вот. Ага.

Король перевел взгляд на Элеонору.

— Ну как? Ты довольна?

Она порывисто обняла его за шею и жарко поцеловала в щеку. Король хитро посмотрел на меня.

— Это она демонстрирует, что умеет не только кусаться!

— Отец, — сказала она с упреком.

— Последний раз целовала, — пояснил он, — когда ей было три годика.

Элеонора, все еще обнимая отца, мило улыбнулась мне, глаза сияют, как утренние звезды, омытые чистейшей росой.

— Не верь ему! Просто здесь все мужчины такие… Она запнулась, король пришел на помощь:

— Какие?

— К которым противно притрагиваться, — ответила она серьезно и убрала руки. — Даже смотреть бывает гадко. Но я научусь всему, чего ты хочешь, Рич.

Король торопливо хлопнул в ладони, будто пытался заглушить ее необдуманные слова, какая женщина что обдумывает, потому их нельзя принимать всерьез, крикнул с натужной бодростью:

— А подать сюда вина!