"Лев Гурский. Опасность " - читать интересную книгу автора

обыска...
Вопросы были безусловно риторическими, а потому я не стал вертеть
головой, отыскивая губастую физиономию, и тем более включать свою машинку,
производящую обтекаемую болтовню. Безумный погром в квартире мог и вправду
маскировать следы вполне профессионального обыска, но сейчас, в этом хаосе и в
этой мешанине, невозможно было даже представить, где и что искали тут на самом
деле, а где просто создавали видимость. В первую минуту, обозрев следы
разгрома, я подивился хозяйской наглости погромщиков, которые, казалось, были
не слишком озабочены шумом, ими произведенным. Только чуть позже до меня дошло,
что наглость имеет под собой точный расчет. Если бы в моей панельной
девятиэтажке кто-то решился произвести нечто подобное, вздрогнули бы от шума
все этажи от первого до девятого, и сбежался бы немедленно весь подъезд, узнать
что и как. В этом же мощном номенклатурном семиэтажнике на улице Алексея
Толстого все стены были сложены на совесть и звукоизоляция оказывалась
абсолютной. Обитатели здешних квартир могли с утра до ночи барабанить на
пианино, включать на полную мощность телевизор или стереоустановку, выяснять
между собой отношения с битьем тарелок и чуть ли не палить в потолок из
автоматического оружия. Звуки же, ограниченные могучими стенами и надежными
потолочными перекрытиями, не покидали пространства, где были произведены, и
медленно гасли, поблуждав в четырех стенах. Достоинства квартиры для хозяина
вдруг обернулись смертельной напастью; никто ничего не услышал, никто не пришел
на помощь.
Правда, шумели в этой квартире, только выясняя отношения с миром вещей.
Хозяина же убивали тихо, почти беззвучно. К тому времени, как я попал на место
происшествия, труп уже успели увезти. Однако кресло, к которому покойник был
привязан ремнями, по-прежнему стояло на видном месте в центре комнаты.
По-моему, кресло было вообще единственной вещью, оставшейся целой после
погрома. Оно и понятно: убийцам оно было необходимо для работы. Судя по
глубоким царапинам от ногтей, отчетливо заметным на нижней части деревянных
подлокотников, покойный очень мучился перед смертью. Точнее, его мучили. За
последние два-три года технология пыток во многом усовершенствовалась,
сделалась простой и эффективной. Всевозможный блестящий металлический пыточный
инструмент, знакомый нам по кино, и применялся только в кино. Нынешний
садист-профессионал пренебрегал и громоздкой электротехникой вроде паяльника
или утюга. Может быть, на каких-то конспиративных "точках", куда клиентов
привозили для разборок с кляпом во рту, этот киношный инвентарь еще иногда и
использовался. Но для выездной модели устрашения с убийством эта техника не
годилась - не понесешь же утюг с собой и не будешь же, в самом деле, тратить
время в чужой квартире, отыскивая что-нибудь из хозяйских запасов. Зато
прозрачный полиэтиленовый пакет без труда можно было отыскать в любой квартире
или даже самому захватить на дело, сложив его вдесятеро и сунув в карманчик
джинсов. Пакет этот при разборке легко надевался на голову крепко связанной
жертве, горловина перетягивалась веревочкой. Когда воздух в пакете кончался и
жертва начинала терять сознание от асфиксии, пакет снимался, и человек,
приведенный в чувство, вновь мог отвечать на интересующий палача вопрос. Если,
разумеется, в принципе знал ответ.
Я отвел взгляд от страшных царапин на подлокотниках и подумал, что
смерть хозяина отнюдь не означает, что преступники смогли получить от него
нужный ответ или что-то самостоятельно обнаружить во время своего обыска,
замаскированного под буйный погром. Возможно, хозяин, наоборот, не пожелал