"Олдос Хаксли. Через много лет" - читать интересную книгу автора

спортивные кубки. В окнах -- витражи, напоминающие работы Берн-Джонса*.
Начертанные на мраморных скрижалях библейские изречения. На каждом этаже --
проникновенное мурлыканье "Вурлицера". Скульптуры...
Вот что было самым невероятным, подумал Джереми, не открывая глаз.
Скульптуры, вездесущие, как "Вурлицер". Статуи на каждом шагу -- сотни
статуй, закупленных, скорее всего, оптом у какого-нибудь гигантского
концерна по их производству в Карраре или Пьетрасанте. Сплошь женские
фигуры, все обнаженные, все с самыми роскошными формами. Такого рода статуи
прекрасно смотрелись бы в холле первоклассного борделя где-нибудь в
Рио-де-Жанейро. "О Смерть, -- вопрошала мраморная скрижаль у входа в каждую
галерею, -- где твое жало?"* Безмолвно, но красноречиво статуи предлагали
свой утешительный ответ. Статуи юных прелестниц без одеяний -- одни лишь
тугие пояса с берниниевской* реалистичностью врезались в их паросскую
плоть*. Статуи юных прелестниц, чуть подавшихся вперед; юных прелестниц,
скромно прикрывающихся обеими руками; юных прелестниц, сладко
потягивающихся, или изогнувшихся, или наклонившихся завязать ремешок
сандалии, а заодно и продемонстрировать свои великолепные ягодицы, или
обольстительно откинувшихся назад. Юных прелестниц с голубками, с пантерами,
с другими юными прелестницами, с очами, возведенными горе и знак пробуждения
души. "Я есмь воскресение и жизнь"*, -- провозглашали надписи. -- "Господь
-- Пастырь мой; и оттого я ни в чем не буду нуждаться"*. Ни в чем, даже в
"Вурлицере", даже в прелестницах, туго перетянутых поясами. "Поглощена
смерть победою"* -- и победой не духа, но тела, хорошо упитанного,
неутомимого в
239
спорте и в сексе, вечно юного тела. В мусульманском парадизе совокупления
длились шесть веков. Этот же новый христианский рай благодаря прогрессу
выдвигал сроки, близкие к тысячелетним, и добавлял к сексуальным радости
вечного тенниса, непреходящего гольфа и плавания.
Неожиданно дорога пошла под уклон. Джереми вновь открыл глаза и увидел,
что они достигли дальнего края гряды холмов, среди которых располагался
Пантеон.
Внизу лежала коричневая долина с разбросанными там и сям зелеными
лоскутами и белыми точками домов. На дальнем ее конце, милях в
пятнадцати-двадцати отсюда, горизонт украшала ломаная линия розоватых гор.
-- Что это? -- спросил Джереми.
-- Долина Сан-Фернандо, -- ответил шофер. Он показал куда-то недалеко.
-- Там живет Граучо Маркс*, -- объяснил он. -- Да, сэр.
У подножия холма автомобиль свернул влево, на широкую дорогу, которая
бетонной лентой в окаймлении пригородных коттеджей пересекала равнину. Шофер
прибавил скорость; щиты на обочине мелькали друг за другом с
обескураживающей быстротой. ЭЛЬ ДОРОЖНЫЙ ПРИЮТ ОБЕД И ТАНЦЫ В ЗАМКЕ ГОНОЛУЛУ
ДУХОВНОЕ ИСЦЕЛЕНИЕ И ПРОМЫВАНИЕ КИШЕЧНИКА К ЖИЛОМУ МАССИВУ ГОРЯЧИЕ СОСИСКИ
КУПИТЕ ГРЕЗУ О ДЕТСТВЕ ЗДЕСЬ. А за полосой щитов проносились мимо
безукоризненно ровные ряды абрикосовых и ореховых деревьев -- уходящие в
сторону от дороги аллеи сменяли одна другую, вырастая и уносясь взмахами
гигантского опахала.
Огромными каре с квадратную милю величиной слаженно передвигались
апельсиновые сады, темно-зеленые и золотые, отблескивающие на солнце. Вдали
маячил таинственный крутой росчерк горного хребта.