"Елена Хаецкая. Грезы любви ("Городские легенды") " - читать интересную книгу автора

на газоне несло сыростью. Этот маленький пруд появился в парке очень давно,
еще до рождения Зеленцова. В шестидесятые он уже был, это точно. Просто
небольшая лужа в самом начале парка.
У этого пруда всегда был исключительно непрезентабельный вид. Время от
времени производили "реконструкцию", пытались чистить, выгребали целые моря
дурно пахнущей тины, умершей ряски, несостоявшихся лилий. Все это вывозили
на грузовиках, и в считаные дни пруд снова зарастал. Причина заключалась в
том, что болотная сущность Петербурга никогда не позволяла забыть о себе
окончательно, и пруд Александровского парка, по странному совпадению, был
вырыт как раз над тем местом, где исконное, доисторическое болото стремилось
выйти на поверхность. Понятно, что все попытки остановить эту необъятную
стихию санитарными мерами - просто смехотворны.
Но ликвидировать пруд все же не стали. Так и продолжают качать оттуда
грязь, год за годом. А пруд стоит, закрытый ряской. Пестрая клумбочка на
одном берегу и тонкие клены особой породы, с красными листьями, придают его
облику минимальное благообразие.
От пруда отходит выложенная крупным ломаным булыжником канавка, а
дальше, перед кафе "Грот", плюхает невразумительный фонтанчик. Фонтанчик
пользуется слабенькой популярностью: посетители "Грота" бросают в него
монетки, а дети посетителей купают в нем автомобильчики и многострадальных
Барби, попутно промокая сами. Но этим и ограничивается. Истинные обитатели
парка "Грот" почему-то не посещают, предпочитают газоны.
Зеленцов так долго сидел в неподвижности, что даже задремал. Пробудился
он от шагов. По аллее парка очень твердой походкой шел десантник. Он был
маленького роста с невероятно широкими плечами и добродушным, простоватым
лицом. Такое лицо, прикинул Зеленцов, в мгновение ока может стать зверским -
и тогда держись: этот квадратный порвет голыми руками. Страшен он был.
Зеленцов напрягся, но внешне этого никак не показал.
Квадратный подошел, остановился, потоптался. Спросил закурить. Зеленцов
протянул пачку. Квадратный сказал: "С праздником!", закурил и ушел.
Зеленцов тоже покурил и опять затаился.
Голоса людей плескали в отдалении, ближе к станции метро. Возле пруда
разливалась тишина. И становилась она все более тихой, все более глобальной,
что ли. Как будто затихал по повелению таинственной силы самый город, не то
что птички и прочие дневные букашки. Машины, гудящие совсем недалеко, на
Каменноостровском, - отдельно, а здешняя тишина - отдельно. Зеленцову
казалось, что его поместили в стеклянный кокон.
Затем запах тины усилился. Зеленцов на всякий случай свесил голову на
грудь - прикинулся совсем беззащитным, - и начал похрапывать. А сам
поглядывал из-под ресниц, и держал руку с ножом в кармане. Ну, только
сунься, гад!
Кто-то тихо приближался. Зеленцов не мог его видеть, но всей кожей
между лопатками чувствовал каждый новый шаг этого неизвестного. Сомнений в
том, что надвигается маньяк, не оставалось. Зеленцов совершенно не испытывал
страха. Теперь он был сосредоточен, как машинистка, перепечатывающая
директиву своего босса.
Шаги звучали так, словно человек двигался без обуви. Они скользили и
слегка пришлепывали. Странный запах. Почему от него пахнет тиной? Или просто
ветер подул со стороны пруда? К запаху тины прибавился новый - гнили.
Зеленцов стиснул зубы. Он боялся, что его стошнит. Он плохо переносил