"Елена Хаецкая. Грезы любви ("Городские легенды") " - читать интересную книгу автора

вонь. В общественных сортирах ему делалось дурно.
"Терпи, - приказал он себе. - Сейчас ты прирежешь этого гада. И пусть
это тоже считают несчастным случаем. Надеюсь, у него нет мамы".
На мгновение он представил себе маму Половникова. Ребята приходили к
ней на серегину годовщину, выпили много водки (водку принесли с собой), дали
клятву отомстить, и мама Сереги прощалась с ними растроганная, немножко
пьяная и как-то невероятно, невозможно юная. Она казалась не матерью Сереги,
а его вдовой.
Вот бы принести ей голову гада. Вытащить из полиэтиленового пакета,
бросить к ее ногам. "Вот этот... это он убил Серегу". И мама Половникова с
отвращением пнет мертвую голову и поцелует Зеленцова в губы. Лодыжки у нее
стройные. Наверняка длинные пальцы, это даже по домашним тапочкам заметно.
Холодная рука опустилась на плечи Алексея. Он подскочил, как ужаленный.
Когда это произошло? Как он упустил момент полного сближения с противником?
Тихий невнятный голос забубнил возле его уха, и Алексея окатило новой волной
зловония. Он стиснул зубы и промычал в ответ. Пусть продолжает считать его
пьяным и беззащитным.
А сам украдкой повернул голову, чтобы посмотреть - как выглядит
человек, которому предстоит умереть в самом скором времени.
Ничего толком разглядеть не удалось. Возле Алексея сидела, беспокойно
ерзая, человекообразная масса. Очевидно было только, что волосы у незнакомца
длинные и спутанные.
"Как же от него воняет! - думал Зеленцов в панике. Эта проблема сейчас
беспокоила его больше всего. - Не моется он никогда, что ли? Даже от бомжей
не так пахнет..."
Незнакомец придвинулся. Влажные руки пробежали по волосам Алексея,
запутались в них, слегка дернули, и тотчас принялись лихорадочно гладить его
щеки. Волны отвращения сотрясали тело Зеленцова. Он стиснул зубы так, что
где-то в глубинах мозга отчетливо хрустнуло, и отчаянно зажмурил глаза.
Наконец произошло то, чего Зеленцов ждал: липкие пальцы добрались до его
горла. Слегка сжались. Отпустили. Снова сжались, на этот раз немного
сильнее. Голос забормотал отчетливее: "Ну... Ну... - произносил он. - Идем.
Идем. Будет хорошо. Идем".
Сомнений больше не оставалось. Если вообще могли быть какие-то
сомнения! Одним быстрым, в мыслях давно отточенным движением, Зеленцов
выбросил из кармана руку с ножом и поразил противника в бок.
Послышался визг - запредельно тонкий, долгий. Дольше, чем в состоянии
кричать, не переводя дыхания, человек. У Зеленцова заложило уши. Он почти
раскаялся в том, что решился нанести этот удар. А визг все длился и длился и
наконец оборвался. Воцарилась блаженная тишина.
Но длилась она недолго, и вскоре ее нарушил громкий, всхлипывающий
стон. Маньяк был еще жив.
Зеленцов достал зажигалку, щелкнул ею и наклонился над поверженным. Тот
лежал на земле и с трудом переводил дыхание. Алексей не стал спускаться к
нему со скамьи, напротив - подобрал под себя ноги, чтобы не наступить в лужу
крови.
Он увидел безобразное, покрытое зелеными бородавками лицо. Широкое в
скулах и очень узкое в подбородке, с крохотным ртом и плошками-глазами. Оно
не было человеческим, в этом Зеленцов мог бы поклясться. Дело не в уродстве
черт, не в их непропорциональности - просто вся наружность раненого урода не