"Елена Хаецкая. Дорога в Монсегюр (полный вариант)" - читать интересную книгу автора

боялась. А та я, которая была сгустком силы, спросила:
- А от Лавеланета до Монсегюра сколько километров?
- Двенадцать.
Я расхохоталась. Я расцеловала мужчину, который привез меня в "офис де
туризм". Я помахала служащей. Двенадцать километров! Господи, всего
двенадцать!
Поняв, что эта сумасшедшая услышала все, что ей нужно, мужчина с
облегчением ушел к своей девушке. А я отправилась бродить по Фуа. У меня
было 400 франков, в душе все дрожало и пело.
Фуа - небольшой город, 10 тысяч жителей. Узкие улицы вьются у подножия
высокой горы, увенчанной трехбашенным замком графов Фуа. Из-за окна,
забранного решетчатыми ставнями, доносилась музыка: кто-то играл на
гармонике песню Эдит Пиаф.
Я поднялась к замку. Золотые и красные полосы и четыре коровы -
графский герб над воротами - как, должно быть, ненавидел Симон эти полосы!
Суровая и благодатная земля вокруг, камни и трава, камни и вода, камни
и дерево. Эту землю можно любить исступленно, можно любить лениво, по ней
можно растекаться, за нее можно умереть.
Солнце плавило меня. Пахло пылью и травой. Кругом, сдвинувшись над
узкой долиной реки Арьеж, нависали горы. Река убегала куда-то вдаль, в
мутную от жары долину. Кое-где склоны гор были возделаны под огороды, но в
основном здесь пасут коз и овец.
С замка видно все вокруг. Издалека виден только замок. Городишка жмется
к его ногам. Там можно жить спокойно, зная над собой твердую и благодатную
руку замка. Замок не угрожает, не властвует, он охраняет, защищает - до
мозга костей крепость, твердыня, цитадель. И - свет.
Я нашла автобусную остановку, выпила стакан вина в кафе по соседству,
дождалась автобуса и загрузилась туда вместе с говорливыми лангедокскими
старухами и очаровательными девочками. Вся эта публика галдела, смеялась,
переговаривалась.
Автобус тронулся, и - толчком - где-то в самой глубине моего существа
раскрылся огромный цветок восторга. Первый венчик, второй. Я еду в Монсегюр.
Дорога уходила в горы. Муть висела над дорогой. Лангедокские старухи
переговаривались и смеялись, девушки выпевали что-то свое, сидя на задних
сиденьях, загорелый старик с жилистой шеей и седой щетиной на подбородке
уткнулся в окно.
Лавеланет. Правильно - "Лавеланэ", но в Лангедоке почти всегда
произносят немые "е" и "т" (Авиньонет, Лавеланет, Тулюза - вместо
правильного "Тюлюз").
Городок вроде нашего райцентра, еще меньше Фуа (Фуа все-таки
"префектура"), одна длинная улица, застроенная скучными жилыми домами. Зашла
в магазин, купила панамку. Остановила молодых людей, парня с девушкой,
спросила - правильно ли иду в Монсегюр.
- Монсегюр? Но это очень далеко!
- Далеко - ничего, я дойду.
- Иди в горы, в горы, вон туда, туда... (la, la).
И я пошла одна по раскаленной и пустой улице Лавеланета, совсем как
какой-нибудь маркесовский персонаж, одиноко и безумно бредущий в часы сьесты
по вымершему от жары городку - бродяга, у которого невесть что на уме...
На мне рубашка без рукавов, шорты, тенниски, на голове панамка, на боку