"Елена Хаецкая. Дорога в Монсегюр (полный вариант)" - читать интересную книгу автора

сумка, в сумке - ключ от тулузской комнаты, серпастый-молоткастый и
страховка с твердым обещанием репатриации трупа. И еще деньги.
Та часть меня, которая взяла с собой в Монсегюр страховку и паспорт, в
Лавеланете почти совсем замолчала. Стало совсем тихо - там, внутри меня.
Остался только сгусток силы.
И почти тотчас же, стоило лишь миновать городскую черту, я услышала
ЗОВ - настолько явственно, будто меня позвали словами. Ошибки быть не могло.
Этот же зов, еле слышный, настиг меня еще в Тулузе.
Я свернула на боковое шоссе, по которому не ходит транспорт (кроме
редких личных автомобилей) и принялась отмахивать свои километры.
Отмахивать! - Господи, я еле тащила ноги. Страшная духота, прижимающая
к земле, вонючий асфальт, постоянно уходящая в горы дорога. В этот день я
почти ничего не ела и не пила, если не считать глотка вина и куска хлеба
утром, в Тулузе. На полный желудок такой дороги не осилить.
Когда я ступила на шоссе с указателем "Монсегюр - 10 км", по горам
глухо прокатился гром. Дышать было почти невозможно, такая стояла тяжесть.
Монсегюр был совсем близко. Он одновременно и тянул, и не пускал к себе. Я
ощущала его близость каждой клеткой тела. И тащилась нога за ногу по шоссе.
Горы надвигались все ближе. Я увидела бензоколонку и зашла туда. Там сидел
гасконский дедушка, корявый, в длинных морщинах. Когда я спросила, правильно
ли иду к Монсегюру (потому что на дорожном щитке это название было замазано
и читалось с трудом - замок, что ли, перекочевал в другое место?), дедушка
вместо ответа повернулся на стуле и закричал куда-то в глубины дома: "Жанн,
Жанн!" Вышла гасконская бабушка, такая же морщинистая и корявая.
- Представляешь, Жанн, эта девочка пешком топает до Монсегюра. Кроха,
откуда ты топаешь-то?
- От Лавеланета, дедусь.
- И что, все этими маленькими ножками?
- Ага.
- А выбираться как будешь?
- Как Бог поможет.
- Не пришлось бы тебе раздвигать эти ножки перед каким-нибудь
автолюбителем, хе-хе... - изящно пошутил дедушка, и они с Жанн затряслись от
смеха.
Диалог происходил на несуществующем в природе языке. Дедушка говорил на
своем варианте гасконского наречия, а я отвечала по-русски, выговаривая
только ключевые слова так, чтобы их понимали - "а пье", "Монсегюр", "Дье"...
И я пошла дальше, оставив этих милых стариков качать головами. Гроза
приближалась. Теперь кругом были только горы, поросшие лесом, темные тучи,
низко наползающие на вершины гор. Наверное, похоже чувствовал бы себя в
горах маленький хоббит, совсем один, без спутников-верзил. Наконец я решила,
что пора отдохнуть. Сошла с дороги, легла на траву и некоторое время
чувствовала спиной влажное тепло земли. Теперь уже видно было сверкание
молний, пока что далеко.
Провалявшись минут десять, я встала и снова выбралась на дорогу.
Машина, идущая к Лавеланету, остановилась, оттуда выглянула молодая женщина,
тревожно посмотрела на меня - не подвезти ли тебя до города, девочка, там ты
нашла бы себе крышу на эту ночь? Нет, мадам, спасибо, я должна дойти до
Монсегюра. Это уже близко. Я всей кожей чувствую, что Монсегюр уже близко.
Машина уехала.