"Олег Хафизов. Дом боли " - читать интересную книгу автора

Разумеется, ей ничего не стоило профессионально обосновать вчерашний вызов
Теплина, формально она даже обязана была начать его нормализацию с подобного
вызова, но ей самой незачем было обманываться: она поступила безрассудно,
если не сказать, распутно.
"Не хватало мне еще взять его за руку и затащить в свой кабинет на
ночь, благо там есть диван и внутренняя щеколда", - думала она, нервно
посмеиваясь и без конца отщелкивая с кончика сигареты не успевший нагореть
пепел. Этот мальчик в висящей одежде, попеременно представляющийся ей
неряшливым и элегантным, наивным и хитрым, уязвлял ее абсурдным
беспокойством. Она жалела о вчерашней слабости и надеялась, что Теплин не
явится на вызов - о, какую процедуру вкатила бы она ему за это! и в то же
время не могла заставить себя не ждать его и заняться чем-нибудь
необходимым.
Юлии было двадцать семь лет - возраст, недостаточный для ее высокой
должности, так что иногда впору было его преувеличить, но чрезмерный для
статуса девицы, в котором она безнадежно пребывала. О нет, она не страдала
стеснительностью! Ей было нетрудно наладить контакт с человеком любого пола,
положения и возраста, если она видела в том необходимость. Не стеснялась она
и своего физического состояния: ног, живота, зубов, груди, скорее
представляющих предмет ее неотъемлемой, хотя и второстепенной гордости. И
тем не менее все эти достоинства, включая редкую эрудицию и безукоризненные,
несколько консервативные манеры, не вызывающие сомнения взятые отдельно, в
сочетании производили неожиданный эффект. Юлию не любили.
Мужчины замечали ее в условиях самой безнадежной конкуренции: ого, а
это кто? Но те из них, кто после этого пробовал пойти на сближение, как-то
быстро скучнели, унывали и начинали поглядывать по сторонам. В конце концов,
они уводили вульгарную грубиянку с толстыми ногами, или выцветшую
нимфоманку, закосневшую между последней молодостью и первой старостью, или
предпочитали скрыться.
Приемы ее более удачливых соперниц были не новы и не сложны, их ничего
не стоило скопировать и повторить и в более эффектной форме.
Но они внушали Юлии такую скуку, что выглядели в ее исполнении по
меньшей мере пародией. Когда один гуманитарный студент, ее знакомый по
приморскому отдыху, после месячных прогулок и жгучих взглядов решился-таки
повалить ее на гальку, что выглядело как попытка ограбления под предлогом
изнасилования, и чуть не плача от неловкости (на поцелуй он так и не
решился), отчаялся запустить вспотевшую руку за низкий вырез ее кофточки,
она, заметьте, без всякого сопротивления, брезгливо сказала: "Перед тем как
делать массаж, надо было освежить ладони и постричь ногти". Студент вскочил
и убежал в прошлое так резво, как если бы его пнули.
В другой раз, с более зрелым, если не сказать перезрелым партнером,
известным и, увы, женатым либеральным историком, любовное приключение
благополучно дошло до того рубежа, с которого оно, собственно, и начинается.
Без девственного стеснения, наличием которого она, повторяю, не страдала,
Юлия аккуратно сняла и сложила одежду и легла на постель, подложив руки под
голову и уставившись в круглый оранжевый отсвет торшера на потолке. Юлий -
так по закономерному совпадению звали ученого - путался в брюках и
старомодном белье и торопливо обнажал свое отталкивающее тело, усохшее в
конечностях и раздавшееся в животе. Все предвещало скуку.
Юлия прикрыла глаза, готовясь терпеть и мысленно протоколировать