"Олег Хафизов. Кокон " - читать интересную книгу автора

возникновения толпы.
- Звоните в милицию, - велела одна из тех, кто всегда знает, что делать
другим.
- Вызвали уже. Видите, сумка под головой, - ответил некто
осведомленный.
- Пьяная! - рассудил дачник из непьющих, понял свою ошибку, осерчал и
ушел.
Действительно, труп был расположен так удобно, что Хафизов не мог быть
его первооткрывателем. Вскоре прибежала и знакомая бывшей женщины из
ближнего поселка, с разбегу запричитавшая, заголосившая:
- Маня (или Катя, или Соня, или Люба), на кого ж ты нас покинула!
Когда любопытство стало иссякать (минут через пятнадцать) и зрители, за
исключением соседки, да чем-то привязавшегося Хафизова, начали смущенно
дезертировать, у кювета остановился серый грузовик с дощатым кузовом. Прежде
чем Хафизов направился к шоферу о чем-нибудь договориться, тот вылез из
кабины сам в сопровождении двух пассивных милиционеров.
- Кто покойников не боится? Помогите погрузить, - по-человечески
попросил сержант.
Оставшиеся зрители отводили глаза.
Казалось, что обращение с трупом для серых парней - занятие еще более
непривычное и неприятное, чем для Хафизова, а может, оно было слишком
привычным. Сначала они не могли как следует взяться, потом - как следует
поднять, и, если бы Хафизов не подхватил страшно отяжелевшую женщину под
мышки, ее бы отволокли за ноги, головой по земле, как мешок с цементом. Ее
даже не удосужились расположить посреди кузова, а приткнули с самого края,
так что нога не давала закрыть борт. Борт закрывали сообща, силком, как если
бы с той стороны упирались. Сумку забросили следом.
Расходясь, все испытали облегчение и повеселели.

ПОВОД ДЛЯ ПРОЗЫ

Еще не дойдя до остановки, Хафизов почувствовал, как на него что-то
снисходит. Потом он убедил себя, что из покойной женщины, которая по его
домыслу была хорошим, славным человеком, изошла некая добрая, мирная суть,
избравшая его ближайшим местом обитания. Иначе то же самое можно было
объяснить терапевтическим видом смерти, произошедшей пока не с тобой. Как бы
то ни было, он ощутил густой, наркотический покой, а вслед за тем
хаотические темы неудачной повести сложились в стройный хор. Все встало на
места простейшим, единственно возможным образом.
"Интересно, - думал Хафизов, - смогу я описать свое состояние, когда
узнаю, что смертельно болен? Или верно изобразить смерть самого близкого
человека, например..." Дальше у него не хватало духа договорить самому себе,
хотя он прекрасно знал, что имеет в виду.
Таким пределом, дальше которого не смело шагнуть воображение, а сон, и
бред, и дремучий душевный страх заступили давно, была смерть детей: гробик,
настолько маленький и легкий, словно его изготовили не для человека этого
мира, а для разбившегося ангела, смертный крик раздавленного во дворе
внезапно выскочившей машиной трехлетнего пушистого мальчика, мирный,
домашний кувшин с цветами, поставленный не на столе, а на перекрестке, возле
бетонного столба, вызывающий своим несуразным видом монотонное удивление -