"Олег Хафизов. Кокон " - читать интересную книгу автора

пока он не отворачивался к стене. Тогда наступала ее очередь тормошить и
требовать. И как бы в награду за щепетильность,
Господь наградил ее, костлявую крошку, огромным дремучим влагалищем.
К боковой стенке стола, расположенной как раз напротив Хафизова, когда
он от нее отворачивался ("Ты закончил?"), была прикноплена журнальная
вырезка с изображением двух пухленьких детей и надписью по-украински "Защита
детинства". Она была ужасающе сентиментальна и чадолюбива, и постепенно
начала шантажировать Хафизова мнимой (или настоящей) беременностью.
Проконсультировавшись у знакомого доктора, Хафизов узнал, что
невозможность аборта - выдумка, и отказал ей в резкой форме.
И на десерт, года через полтора, он явился сюда со своей будущей
(первой) женой, когда тяга была в самом разгаре и негде было
приткнуться. Таня (если ее звали так) сначала обалдела от изумления, а потом
раскричалась, как положено разъяренной хохлушке. А он, интересно, чего
ожидал? Ночлег они нашли в еще более странном месте
- у Греты Ивановны, бесполой, безмужней, неряшливой интеллектуалки,
бывшей его институтским куратором и первой читательницей литературных проб.

ИНТЕЛЛИГЕНТ

Тогда Хафизов еще не умел определять возраст людей после тридцати пяти
лет, и все они были "взрослые" или "пожилые". Дочь Греты
Ивановны, умная, бесцветная Наташа, была на год-другой старше него, а
сама Грета, пожалуй, немного моложе его родителей. Было ей под пятьдесят, а
может - за пятьдесят, но, во всяком случае - не тридцать и не семьдесят.
Внешность была столь же неопределенна. Какая-то серая припухлая
округлость, валкая походка, розовые руки, розовые щеки, розовый заостренный
нос и розоватые глаза под средней силы минусовыми очками в тонкой
металлической оправе. Какая-нибудь серая пушистая кофта, абсолютно простая
темно-синяя юбка, и наипростейшие войлочные боты на молнии, какие может
носить невзыскательная женщина для максимального удобства по минимальной
цене. Говорила она много и быстро, поверхностно шелестящим голосом, то и
дело ставя риторические вопросы и, после недолгого прищура, отвечая на них
раньше, чем собеседник успевал собраться с мыслями. При таком стиле речи в
ее озвученный поток сознания не мог не заплывать вводный сор, звучащий
по-русски "вот, предположим", а по-английски - "вот, for example".
Хафизов считал ее хорошим преподавателем английского и редчайшим
знатоком литературы и, думаю, он ошибался, несмотря на несметное количество
знаний (вернее - сведений) из теоретической и практической грамматики,
истории, политики, географии, англо-, русско-, франко- и испаноязычной
литературы, философии и мистики, накопленное хроническим чтением на
нескольких языках, оседающее в серых закоулках ее путаного ума, бродящее,
перекисающее и изливающееся в сплошное лирическое отступление уроков и умные
внеклассные разговоры, абстрагированные настолько, что в ушах звенело, а из
глаз шел дым. Видимо, это умственное помрачение, катализированное чаем и
курением крепчайших мужицких папирос, и было ее целью, но на фоне школярской
тупости института (с одной стороны) и хулиганской тупости друзей (с другой)
тайные побеги в крамольную заумь казались увлекательным приключением,
подпольем, секретом между мной и мной, надеждой на реальность любимой
книжной фикции.