"Олег Хафизов. Мальчики " - читать интересную книгу автора

"Роман не тренер". И скромно добавлял, что сам он бывший боксер и
когда-то ему в городе не было равных.
Действительно, Роман Александрович, наверное, был не очень правильный
тренер. Когда кто-то на тренировке начинал драться слишком яростно, он делал
замечание: "Бить надо на соревнованиях, а своих нечего бить".
Мы занимались на балконе манежа, где был установлен ринг, висели мешки
и груши. Перчатки сушились на деревянной панели у батареи и издавали
тревожную вонь, сопоставимую только с резким духом конюшни.
Некоторые перчатки истлели и расползлись на ладонях, из них сыпалась
труха, а иногда даже торчал большой палец. Этот палец я отбивал при боковом
ударе.
Периодически Роман заставлял нас зашивать перчатки и штопать ринг,
чтобы мы не спотыкались о прорехи и не переломали себе ноги.
Когда у тебя минус пять и ты ходишь без очков, это нелегко, но в общем
хорошее зрение здесь не понадобилось. Руки сами видели все, что нужно.
К сожалению, Жарик оказался в чем-то прав, и от занятий боксом чуда не
произошло. Когда я бил на тренировке по мешку, мне казалось, что я наношу
удары чудовищной силы, от которых, без перчаток, человек может просто
погибнуть. Но в тех случаях, когда я пробовал эти "правильные" удары на
улице, ничего особенного не происходило.
Никто не падал как подкошенный, а просто тряс головой или тер
ушибленное место. Мои мускулы не так уж выросли, я не производил
устрашающего впечатления, и девочки не верили, что я чем-то таким занимаюсь.
Да и сам я не перестал опасаться тех, кого побаивался раньше.
Все же я принял участие в каких-то небольших соревнованиях. Перед
выходом на ринг судья почему-то объявил, что я провел двенадцать боев, из
которых выиграл десять. Удары ослепили меня алыми вспышками. Голова
зазвенела как футбольный мяч. Я загораживался, выкидывал руки в неподъемных
перчатках, задыхался и мечтал, чтобы это скорее прошло. Потом его нападение
кончилось, мои кулаки несколько раз приятно ударились о твердую кость его
головы, он спасовал и оказался испуганным, даже больше, чем я. Кое-как я
дотерпел до гонга. Меня почему-то объявили победителем.
В боксе было замечательно все, кроме соревнований. А в соревнованиях
его суть.
В том же году я впервые напился. На кухне у Жарика, под телогрейкой,
стоял бидон браги, заготовленной для самогона. Жарик набрал мне алюминиевую
кружку мутной белесой жидкости, в которой плавали какие-то крошки вроде мух,
и я стал глотать сквозь сизый тошнотворный запах сдавленным горлом, пока не
допил до дна. Горячая волна еще не достигла моего мозга, а Жарик подсунул
мне еще одну точно такую же невыносимую кружку, и еще.
Я сел на лавочку, прислонившись спиной к печке, и стал смотреть на
кошку, которая заглядывала в мутное оконце кухни с покатой крыши погреба.
Изображение кошки прыгало и вращалось с ускорением сначала в одну сторону, а
потом в другую. В ушах звенело, как после удара в голову, и так же далеко
плавали по тошноте слова моих друзей.
Жарик извлек из тайника папиросу. Они с Назариком расплющили мундштук
папиросы пропеллером, как мужики, поочередно затягивались, указывали на меня
пальцем и хохотали.
Мы зашли в комнату, стали толкаться и кувыркаться на диване, как того
очевидно требовало пьяное поведение. Стены и пол притягивали меня, как