"Олег Хафизов. Мальчики " - читать интересную книгу автора

один на двадцать три. Ателье было перегружено перед учебным годом, и
примерка назначалась через три недели.
Накануне примерки я, так сказать, не сомкнул глаз, то есть, ворочался
несколько часов, прежде чем заснуть. Как ни позорно это выглядело с точки
зрения мужества, мы пошли в ателье вместе с мамой.
Без нее я просто не преодолел бы всех хитросплетений выдачи. Автора
моих брюк почему-то не оказалось на месте, и никто в этом пыльном царстве
мелков, сантиметров и рулонов не мог найти нашего заказа.
Наконец, какой-то томный мужик в налокотниках и фартуке, с оранжевым
сантиметром на колючей шее, забрал нашу квитанцию и сгинул на битый час. Он
вернулся с чужими брюками точно такого же фасона, которые меня бы вполне
устроили. Но, по мнению мамы, они были сшиты из более рыхлой и дешевой
материи. Мама требовала, чтобы нам, по крайней мере, вернули материал, на
который ушла половина ее зарплаты. Мужик высокомерно возражал, что это не
входит в его компетенцию.
Мама, как птица, вступала в смертельный бой за своего выкормыша.
Она затевала скандал, в котором закройщик занимал благородную позицию
оскорбленного художника. Я желал провалиться сквозь землю от стыда и досады.
Мне хотелось одного: поскорее уйти - с клешами или без них. И в это время из
гулкого коридора явилась запыхавшаяся закройщица. Брюки была почти готовы,
их оставалось только подшить.
Если мы немного подождем, то можем забрать их прямо сегодня. О, как
мила, как желанна была эта мегера!
Впервые возвращаясь в клешах после прогулки, я увидел возле подъезда
Женьку Подшибякина, Леху Чернышенко и других больших ребят в клешах и
водолазках. Я услышал Женькины слова:
- Глянь, такой маленький, а уже в клешах.
Ничто не отделяло меня от любовных похождений.
Сомневаюсь, что слово "сосаться" сохранилось в современном русском
языке. Оно спряталось на какую-то дремучую периферию, так же как "малофья" в
значении "сперма", "спускать" в значении "кончать", секиль, сиповка, королек
и другие эротические слова народного происхождения. В последний раз я слышал
его от Грека, когда мы развлекались с двумя девочками на даче, в довольно
зрелом уже возрасте. Когда девочки вышли порхать между деревьев, Грек стал
рассказывать о каком-то своем приключении и небрежно обронил: "Лежу я с ней,
значит, сосусь..." Это было так же дико, как если бы он вышел в пионерском
галстуке, протрубил на горне и открыл огонь хлопушками из пластмассового
пистолетика.
Пока мне не выпало счастья сосаться, я весьма приблизительно
представлял себе этот процесс. Соприкоснуться лицами с чужеродным существом,
девочкой, и к тому же обслюнявить ее ртом - это было неслыханно. Но я был
обязан это сделать во что бы то ни стало.
Наконец, я договорился запиской о встрече с девочкой по прозвищу
Сала, довольно красивой, но удручающе пошлой, из тех, о которых так
ловко само собою выговаривается "Сала-дура".
По дурости своей Сала не могла вызывать такого романтического томления
как Ишутина или Опарина. Достаточно процитировать лишь одну фразу из ее
девичьего дневника, похищенного Тараном: "Любовь начинается эдиалом, а
кончается под одеялом". Такая победа не делала мне чести, зато ее согласие
было так же недвусмысленно, как уговор разведенной бабенки с взрослым