"Патриция Хайсмит. Выкуп за собаку " - читать интересную книгу автора

барабан бетономешалки придавил ему ступню, сломав кости плюсны, и два пальца
пришлось ампутировать. Благодаря этому Кеннет получал теперь каждый месяц
двести шестьдесят долларов. На той стройке он работал укладчиком труб и
считался неплохим мастером: как в армии есть хорошие сержанты, которые
никогда не добьются большего. Но адвокат помог ему составить жалобу так, что
выходило, будто в ближайшем будущем его ожидало продвижение по службе, чему
помешал тот несчастный случай; в результате Кеннету выплачивали щедрую
компенсацию. Но с другой стороны, он уже не смог бы (думал Кеннет с
гордостью, жалостью к себе и странным тщеславием) проворно прыгать по
строительным лесам, как делал когда-то, значит, деньги он получал вполне
законно.
Голова у него была круглая, щеки - румяные, уродливый нос по форме
напоминал картошку. Радовался он, злился или боялся - выражение его лица
мало менялось. Даже когда он видел хороший сон, оно оставалось почти тем же
Он мог улыбаться, например, когда его забавляло письмо, которое он сочинял;
хмуриться или напряженно оглядываться и прислушиваться если, скажем, кто-то
стучал в его дверь или на лестнице раздавались шаги - и все. Кеннет жил в
полуподвальной угловой квартире, состоявшей из одной большой комнаты и
маленького туалета за дверью в одном углу. Там же помещалась раковина с
зеркалом над ней, но ванны не было, и Кеннет мылся по меньшей мере дважды в
неделю, стоя обнаженным перед раковиной на расстеленных на полу газетах. В
комнате, куда никогда не проникал солнечный свет, постоянно горело
электричество, но Кеннету это не мешало. Окна по размеру были в два раза
меньше обычных, они располагались в четырех футах от пола и выходили на
Вест-Энд-авеню (Кеннет никогда не открывал их). В них он видел только ноги
прохожих - ничего больше. Гладильная доска всегда стояла наготове в переднем
углу комнаты, рядом с ней - обшарпанный торшер. Газеты, свернутые и
развернутые, валялись поодиночке или небольшими стопками на полу комнаты,
рядом с колченогой кроватью, которую Кеннет иногда убирал, но чаще нет.
Кухню заменяла небольшая газовая плита с двумя горелками и духовкой,
стоявшая у стены, слева от стола, за которым сидел сейчас Кеннет. Одежды
было немного: три пары брюк, два пиджака и четыре пары ботинок (одна пара
такая старая, что он не собирался больше носить их). Имелся еще транзистор,
но несколько месяцев назад приемник сломался, и Кеннет не потрудился отнести
его в починку. Дверь квартиры выходила в коридор, который заканчивался
ступеньками, ведущими к выходу на улицу; а по лестнице справа можно было
попасть в квартиру хозяйки на первом этаже. Мешки для мусора оставляли в
коридоре Кеннета, поэтому иногда до него доносились шаги громадного детины,
сына хозяйки, полного идиота, который перетаскивал их к входной двери и
втаскивал по ступенькам. Кеннет подозревал, что этот придурковатый детина
появлялся здесь, чтобы подсматривать за ним в замочную скважину, поэтому он
взял крышку от консервной банки (он нашел подходящую по размеру в мусоре:
восемь дюймов в длину и два дюйма в ширину) и прибил ее к двери над замком,
так что она болталась за задвижкой, на которую закрывалась дверь. При такой
системе, даже если бы сын (его звали Оррин) попытался отодвинуть крышку,
просунув что-то через замочную скважину, у него ничего не получилось бы.
Если Кеннету требовалось запереть дверь изнутри, он просто вытаскивал
жестянку из-за задвижки.
Кеннет был средним из трех детей в семье польского эмигранта, который
приехал в Америку накануне Первой мировой войны и женился на немке. Старшая