"Мария Халфина. Мачеха " - читать интересную книгу автора

него.
Зачерпнув ложку щей, медленно тянула ее к губам и, беззвучно схлебнув,
так же беззвучно опускала ложку на стол.
- Светлана, почему ты суп не доедаешь? - спрашивает Павел, с трудом
сдерживая раздражение. - Если не хочешь, так и скажи...
Светка еще ниже опускает голову, но тут вклинивается Шура:
- Ну, не хочешь - и не надо. - Она ловко вытаскивает из-под носа Светки
недоеденный суп и, раскладывая по тарелкам второе, с ходу начинает
рассказывать очень смешную историю, как вчера у Варенцовых поросенок в
старую погребушку завалился.
Первым из-за стола, отдуваясь, начинает выбираться Юрка.
- А спасибо где, сынок? - перебив Шуркин рассказ, останавливает его
Павел.
- Да-а-а... - обиженно гудит Юрка. - А почему Светка никогда спасибо не
говорит?
- А ты за Свету не беспокойся, ты за себя беспокойся, - ласково
советует Шура. - Света привыкнет и будет говорить все, что нужно. Ладно,
сынок, на здоровье, беги играй!
И она со смехом продолжает рассказывать, как толстая Варенцова сноха
полезла за поросенком в погребушку, а потом и самое оттуда на веревках
мужики вытаскивали. Не вникая в смешной рассказ, Павел время от времени
окидывал Шурку хмурым недоверчивым взглядом.
Откуда у нее это спокойствие, это терпение? Неужели ее и вправду
нисколько не трогает идиотское Светкино кособочие, глухая ее, упрямая
немота? Все ей нипочем. Крутится, похохатывает. Правильно, видно, мать-то
определила: легонький умок.
Наступил день, когда, закончив работу, Павел задержался в мастерской
просто так, без всякой надобности. Домой идти не хотелось. Перестало его
тянуть домой. Уже несколько дней ни Шура, ни Светка не садились за стол,
когда он приходил домой обедать.
- А мы уже покушали, - спокойно сообщала Шура, подавая ему тарелку
аппетитных щей. - Света раньше приходит из школы, да и Юрка пробегается,
есть просит.
Павел понял, что она Светку кормит отдельно от него, потому что при нем
дочь не может есть, выходит из-за стола голодная.
И не стала больше Шура гнать его в воскресенье на дневной сеанс с
ребятишками в кино. Не ворчала, что никак он не соберется сделать ребятам
катушку-ледянку в огороде.

Ссора получилась очень нехорошая. Слов было сказано немного, но все они
были обидные и несправедливые.
- Не пойму я тебя, - раздеваясь поздним вечером в спальне, угрюмо
сказал Павел, - чему ты радуешься? Чего ты перед ней зубы скалишь?
"Привыкает... привыкает..." Где же она привыкает? Чего ты хвалилась? Она
тебя признавать не желает, а ты, знай, похохатываешь. Вот уж истинно: ни
бревном, ни пестом не прошибешь.
Шура резко обернулась, губы у нее дрогнули, но плакать она не
собиралась.
- Я, конечно, извиняюсь, Павел Егорович...- ядовито усмехаясь, сказала
она, бросив за спину тяжелую косу. - Не пойму я глупым своим умишком: на