"Яныбай Хамматович Хамматов. Золото собирается крупицами " - читать интересную книгу авторавести себя диковато и боязливо, как забежавшей с улицы собаке...
Но вот Галиахмет-бай вытянул из нагрудного карманчика часы на золотой цепочке, приложил их к уху, послушал, как они играют и вызванивают, щелкнул крышкой, спрятал часы и хлопнул в ладоши. И в ту же минуту открылась дверь и в комнату вошла молодая женщина в темном платье и белом переднике и, чуть покачиваясь, не боясь поскользнуться, пронесла на вытянутых руках широкий поднос с бутылкой и двумя рюмками. Она накрыла белоснежной скатертью низкий столик, расставила на нем бутылку, рюмки, тарелку с ломтиками мяса и той же плавной поступью удалилась. Бай проводил ее потеплевшими глазами до самых дверей. - Что ж, агай... Если тебе некогда ждать, пока закипит самовар, давай тогда опрокинем по одной! Галиахмет-бай держался с Хайретдином по-соседски, как будто они были ровней друг другу, и старик поборол свою робость, взял в руки хрупкую из синего тонкого стекла рюмку. Только бы не выскользнула из негнущихся пальцев эта дорогая безделица и не разбилась, вдребезги. "И зачем он налил мне в такой наперсток, - подумал старик. - Было бы куда спокойнее и легче пить из простой чашки!" Однако после первого же глотка, опалившего гортань, Хайретдин почувствовал себя свободнее и смелее. Ровно сидел он не в гостях у бая за полированным столом, в увешанной коврами комнате, а у себя в избе, с кем-то из своей родни и тянул одну рюмку за другой, и уже хмельно кружилась голова и просилась на язык песня. Когда на столе очутилась вторая бутылка, старик расхрабрился до того, что взял сам граненый стакан от графина и налил в него водки. - Я темный заговорил он. - Не осуждай меня... Спасибо, что не побрезговал бедным мусульманином и посадил его рядом с собой за стол... Правильно я говорю? Если не так, ты останавливай меня - у меня дырявый рот, и из него могут выпасть даже зубы, а не то что худые слева!.. А золото - на что оно мне? Плевать я хотел на золото!.. Нам, бедным, оно не впрок пойдет... А тебе оно нужнее, чем нам, и, видно, так хочет аллах!.. Но почему он не услышал моей молитвы, когда я просил его за сына? Он уронил голову на грудь и заплакал - тягуче и нудно, как ребенок, всхлипывая и размазывая кулаком слезы по лицу. Выпив, старик совсем ослабел. Да и кто знал, кроме него самого, что за один день он, может быть, постарел на несколько лет? Оборки его лаптей развязались, из-под серых холщовых штанин спускались измазанные глиной портянки, огрубевшие, потрескавшиеся от работы руки так дрожали, что еле удерживали на коленях черную засаленную шапку. Старик плакал, как у себя дома, не стыдясь бая, не заботясь, что слезы капают на бороду, и он смахивал их ладошкой на желтый сияющий пол. - Отпусти меня, Галиахмет-бай, - ныл он. - Сын у меня лежит и в себя не приходит - пока лечил его злой дух... Погубил проклятый самородок... Не послушал меня, вот и поплатился!.. Он провел рукой по бритой голове, сгоняя с лысины муху, нахлобучил шапку, шумно высморкался в подол рубахи и встал. - Погоди, погоди, кто кого погубил? - Прости меня, старика, и сам не знаю, чего болтаю... Хайретдин вовремя остановил себя и теперь быстро трезвел, уже страдая, что сказал лишнее. |
|
|