"Яныбай Хамматович Хамматов. Золото собирается крупицами " - читать интересную книгу автора

развернуться во всю силу.
"Разве это богатство - десять лошадей и четыре коровы?- размышлял он. -
Будешь всегда сытый, и только! Нужно завести табун лошадей, стадо коров и
овец, стать богаче всех баев в округе, богаче самого Галиахмета! Вот тогда
будет жизнь, тогда все, что захочешь, станет твоим и ничьим больше... И
жены, сколько хочешь жен будут ласкать тебя и исполнять любую твою прихоть!"
Он думал об этом дни и ночи, но ничего не смог придумать, пока
счастливый случай не позволил ему встать над всеми, кроме Галиахмета-бая. И
как это ему удалось, не знал никто, кроме покойного мужа Сайдеямал -
честного и тихого Хуснутдина...
Этого человека Хажисултан уважал и одновременно немного побаивался.
Сдержанный, молчаливый Хуснутдин всегда делал все, что ему велели, а когда
разговаривал с баем, то обычно смотрел куда-то в сторону. Эта привычка
подчиненного ему человека раздражала и злила Хажисултана, но он мирился с
ней и ни разу не выказал ему свое недовольство. Он даже старался задобрить
его, расположить, словно чувствовал какую-то вину перед ним, хотя по совести
говоря, никогда не жалел, что надругался над Сайдеямал, теперешней женой
Хуснутдина. Как правило, он во все поездки брал его с собой, потому что
Хуснутдин казался ему самым надежным человеком, несмотря на эту постоянную
скрытую неприязнь, разделявшую их.
Так, однажды он взял его и на Верхнеуральский базар... (И было это в
тот день, который потом круто изменил всю его жизнь.)
Стоял август, жаркий и душный день, казалось, так накалил землю, что и
вечером она еще дымилась, и дробился в густом пряном воздухе далекий
горизонт, и опускающееся солнце было похоже на красный уголь в чувале. Они
остановились у реки, чтобы напоить лошадь, и решили заночевать тут же, на
траве. Хажисултан достал из мешка бутыль с бузой и, выпив, налил и протянул
чашку Хуснутдину, разжигавшему костер. Хуснутдин глотнул раза два и,
поставив чашку на землю, стал прилаживать над разгоравшимся огнем толстый
раздвоенный сук, чтобы повесить на нем чайник. Скоро вода вскипела, и они до
ночи пили крепкий чай, мешая его с самогоном и закусывая холодной колбасой
из конины. Хуснутдин подбросил веток в костер, огонь, шипя, медленно пополз
по сложенному крест-накрест хворосту и вдруг вспыхнул, ярко осветив сидящих,
раздвинув темные стены деревьев, вздымая красные языки, похожие на ковыли,
вслед за кольцами дыма к темному, усыпанному звездами небу.
Хуснутдин лег на спину и подложил руки под голову. Звезды подмигивали
ему, особенно одна, больше и ярче других, и Хуснутдин улыбался. В траве, как
бы сожалея о уходящем лете, неугомонно верещали кузнечики. Выше, у реки,
тревожно кричала ночная птица: Сак! Сак, сак!
- Эх, жизнь, - вздохнул Хуснутдин. - Кабы узнать, что там, впереди...
Налетевший ветер качнул пламя, повернул и придавил поднимающийся вверх
дым, зашуршал листьями ольхи на берегу и так же внезапно стих.
- Тебе что, не нравится мой хлеб?- обижен но возразил Хажисултан. - Или
жена твоя умерла? Так вздыхаешь, будто тяжелей и горше, чем у тебя, и беды
не бывает...
- Я доволен тем, что аллах послал, я не об этом, - опять вздохнул
Хуснутдин. - Это все птица... Все кричит свое сак-сак, я и разволновался,
мать покойную вспомнил... Она мне часто эту сказку рассказывала, знаешь?
- Ну, говори!
- Жила одна вдова с двумя сыновьями, а они все рассорились и дрались