"Марк Харитонов. Способ существования (Эссе)" - читать интересную книгу автора

К характеристике инструмента

Положа руку на сердце: меня никогда не тянуло рассказывать именно
свою историю - череду событий, житейских сюжетов. Я пытаюсь через свою
жизнь понять, уловить, почувствовать что-то более общезначимое. Только
до сих пор делал это другими, непрямыми способами.
"Какое наслаждение для повествователя от третьего лица перейти к
первому!" (О.Мандельштам).
Скажем, так: "Я родился в семье персонального пенсионера". Чем не
начало для автобиографии? Еще немного - и выстроится вокруг чья-то ис-
тория, личность, судьба. Не моя, правда, - но и свое туда можно вмес-
тить. "Свое" даст себя знать в подходе к теме, в стиле, в характере
юмора. О чем бы я ни писал: о природе, о религии или об искусстве, - я
присутствую на этих страницах. Отбор тем, поворот взгляда, особенность
ума - все говорит обо мне даже тогда, когда я сам этого не желаю.
В сущности, я давно уже рассказываю о себе.
Во всяком случае: к характеристике инструмента.
1969-1994


Родство
О родстве

Я не знаю у себя никого дальше деда, Иосифа Абрамовича. Отец же мой
о своем деде ничего толком сообщить не мог.
С некоторых пор стало модно восстанавливать свою родословную, ис-
кать в ней корни, культурную и жизненную основу. Но это ведь лишь одна
из возможностей самочувствия в мире. Есть другие.
Достоевский не зря стал писать о "случайных" семьях - семьях без
родословной. Выходцы из таких семей начинали играть все большую роль в
тогдашней жизни. (Про наше время и наши обстоятельства разговор осо-
бый.) Не знал своей родословной Эразм Роттердамский, один из тех, чьи
корни, чья кровь - в мировой культуре. Может, таким людям не случайно
открывается какой-то новый взгляд на мир.
Дед был местечковым юристом в Уланове под Винницей. Что это значи-
ло? Он был грамотный, писал по-русски и составлял для окрестных обыва-
телей и крестьян необходимые бумаги, жалобы, ходатайства, выступал
третейским судьей. Платили за это обычно не деньгами, а приносили кто
яичек, кто курицу.
Я помню его: с седенькой бородкой лопаточкой... но, возможно, тут
память уже подменяют фотографии. Помню, как он набивал табаком папи-
росные гильзы при помощи специального никелированного приспособления;
я ему помогал. Помню, как он провожал меня в школу. Как приехал в пос-
ледний раз к нам в Белоруссию, в Добруш, куда папу послали работать
после войны. Однажды увидел, как я, третьеклассник, читаю "Антирелиги-
озный сборник" ("Апостол Петр, беда какая, вдруг потерял ключи от
рая"), и заинтересованно стал выяснять у меня, почему я считаю, что
Бога нет (должно быть, уже в мыслях о близкой смерти), - но не спорил,
не убеждал. Он умер в том же 1946 году, вернувшись в Москву. От него
остались еврейские книги, которые долго растрепывались по листам. Папа