"Марк Харитонов. Способ существования (Эссе)" - читать интересную книгу автора

Так же недавно я узнал про другую семейную линию - детей дедушкино-
го брата, купца первой гильдии, которые переехали в столицу и стали
крупными деятелями революции, впоследствии репрессированными. Я позна-
комился потом с одним, реабилитированным старым большевиком, даже одно
лето жил на казенной даче, которую он нам устроил по своей линии. Но
это не моя история.
С отцовской стороны у меня было семь дядей и тетей. Во всяком слу-
чае, стольких я знаю. Дядя Лева-фотограф, тетя Соня, Таня, Рая, Нюра
(это московские), Геня из Ташкента, хромая Дора со станции Минутка под
Кисловодском. Семеро. О восьмом, американском дяде я только слышал.
Девятым ребенком был мой отец. А всего у бабушки с дедушкой было две-
надцать детей. Трое умерли в детстве.
Большинство из них никакого образования не получили - но детям выс-
шее образование дали почти все: почтение к образованности у нас в кро-
ви. От детских лет у меня много по тем временам фотографий. Объясняет-
ся это просто: сразу два папиных родственника работали фотографами.
Дядя Лева-большой (муж папиной сестры) и дядя Лева-маленький (папин
брат). Первый был фотограф умелый и богатый, второй едва сводил концы
с концами и потом ушел продавцом в магазин. А женщины были по большей
части домохозяйками, лишь когда прижимала нужда, кто-то устраивался на
время работать.
Детство я провел среди них, хлопотливых, добрых, малообразованных,
чадолюбивых, мастериц вкусно готовить. Они съезжались на семейные
праздники, неумелыми голосами пробовали петь непонятные мне еврейские
песни. Чем дальше, тем больше я удалялся от них. Я не сумел написать о
них с тем родственным юмором, с каким написал Фазиль Искандер о своих
простоватых и добрых родственниках. С возрастом усиливалось чувство,
что у меня с ними мало общего.
И лишь недавно я стал думать: так ли мало? Может, эта доброта и
хлопотливость, это желание вкусно накормить и умение вкусно пригото-
вить, это чадолюбие, гостеприимство, эта семейственность наложили на
мое подсознание отпечаток больший, чем сам я готов осознать?
Свое родство и скучное соседствоСвое родство и скучное соседство
Мы презирать заведомо вольны.Мы презирать заведомо вольны.
Это сказал О. Мандельштам, человек русской, европейской, эллинской,
христианской культуры. Его заметки о еврейской родне, о "хаосе иудейс-
ком" отстраненны и ироничны. Но он же, противопоставляя себя воровато-
му "литературному племени", вспомнил свою кровь, "отягощенную наследс-
твом овцеводов, патриархов и царей". Что это за наследство? Реальна ли
эта субстанция в крови?
Мне еще предстояло осознать и принять свое самочувствие и положе-
ние: самочувствие еврея и русского писателя.
1964-1987


Отступление на темы этноса

Согласно известной концепции, этническое самосознание, то есть бе-
зотчетное чувство противопоставленности себя другим, - вот что делает
евреев евреями, американцев американцами. Единство происхождения,