"Марк Харитонов. Способ существования (Эссе)" - читать интересную книгу автора

культуры, языка, государственности само по себе тут ничего не решает.
Об этой природной склонности и способности без усилия, помимо рас-
суждений предпочитать представителя своей группы, стаи, племени в про-
тивоположность прочим говорят не только этнологи, но и этологи - спе-
циалисты по поведению животных.
Ученые знают, что говорят. Кому не случалось ловить себя на неволь-
ном, порой постыдном сочувствии "своим"? - даже когда знаешь, что они
неправы, что они причиняют страдания другим. Что нам чужие страдания,
чужие жертвы?
Я шел мимо переулка у синагоги. Толпа собиралась на праздник. Я
смотрел на лица людей, и многие казались мне прекрасными, особенно мо-
лодые. Мужчины с бородками шолом-алейхемовских и шагаловских персона-
жей, большеглазые женщины. Мне казались близкими их улыбки и голоса. Я
даже не знал, как назывался этот праздник, - что мне было до него? Я
русский писатель, я шел из Исторической библиотеки, где читал о русс-
кой истории, - и это была моя история. Что же значит эта нежность, ка-
кая память живет в сердце - или все-таки в крови?
Вдруг мне как-то пришло в голову: не так ли долгое время щемило и
вздрагивало сердце, когда я слышал о проигрыше или выигрыше "Динамо" -
команды, за которую в детстве стал почему-то болеть? Совсем уж область
иррационального - впору стыдиться. Я давно не хожу на футбол, уже и по
телевизору почти не смотрю, слежу разве что по газетам, и игроков-то
новых не знаю - что мне эта куча молодых, чуждых мне по всей сути? Но
легло когда-то на сердце глупое слово, звук - и я за него болею, сам
над собою смеясь. Психическая аномалия. Ум с сердцем не в ладу.
Нет, я, разумеется, понимаю, это похоже на ересь: нации - и вдруг
такое снижение. Я ничего не утверждаю, просто размышляю вслух. Ведь
разве какие-то критерии, какие-то ощущения тут не совпадают? Разве не
дожили мы до времен, когда объединения футбольных болельщиков стали
самоутверждаться вплоть до сражений с чужаками? У них свои вожди и
свои идолы, свои традиции, знамена, символика, предания, фольклор.
Или разве не говорит, скажем, Солженицын об обитателях гулаговского
архипелага как о туземцах, объединенных и уже обособленных своей судь-
бой, своей историей и психологией, памятью и языком?..
Так уж сложилось, что самой общезначимой и общеизвестной моделью
этой темы во всем мире (по крайней мере, христианско-европейском) ста-
ла проблематика еврейская. Ее осмысливали особенно в нынешнем веке
по-разному и с разных сторон. Все, что приходило мне когда-нибудь на
ум по этому поводу, оказывалось кем-то уже пережито и продумано.
Самоощущение израильского уроженца, для которого чувство националь-
ной принадлежности с пеленок естественно и беспроблемно.
Самоощущение человека, который стал ощущать себя евреем, лишь когда
ему об этом напомнили - неприязнью, преследованиями, погромом, Освен-
цимом.
(И при этом ощущение несвободы, когда сами мысли на эту тему
все-таки навязываются обстоятельствами, средой - вне личного выбора,
вкуса, убеждений, а то и вопреки им.)
Сознательный выбор тех, кто объявил себя евреем из солидарности с
преследуемыми и гибнущими.
Призыв пастернаковского героя к евреям освободиться наконец "от