"Брет Гарт. Гэбриель Конрой" - читать интересную книгу автора

- Он сказал, что без тебя никому прикоснуться к себе не позволит, -
возразил мистер Бриггс.
- Ничего, притерпится, - задумчиво ответил Гэбриель. - И Стимсон так
говорил, когда ему было плохо, а потом ничего, обтерпелся. Я так и не
зашел к нему до самых похорон.
Все признали правоту этих слов, даже Бриггс, хотя он и остался
недоволен. Гэбриель направился к выходу, но его снова кто-то окликнул:
- Послушай, Гейб, помнишь тех эмигрантов в палатке, у которых хворал
ребенок? Он умер ночью.
- Вот как, - печально сказал Гэбриель.
- Тебе не мешало бы зайти подбодрить их. А то мать убивается.
- Непременно зайду, - сказал Гэбриель.
- Я знал, что тебе захочется зайти, да и мать будет рада, что я тебя
послал, - заявил все тот же доброхот, устраиваясь у печки с видом
человека, который; пошел на крупные жертвы, чтобы выполнить свой моральный
долг.
- И всегда ты о всех печешься, Джонсон! - сказал восхищенный Бриггс.
- А как же, - ответствовал Джонсон с подобающей случаю скромностью. -
Мы, калифорнийцы, не должны бросать своих ближних в беде. Вот я внес свою
лепту и теперь спокоен: Гейб о них позаботится.
Пока тянулся этот разговор, неприметный филантроп Гнилой Лощины
захлопнул за собой дверь и пропал во тьме. Он выполнял принятые поручения
с таким тщанием, что только к часу ночи подошел к своему жилищу на склоне
горы. Это была хижина, сбитая из грубо обтесанных сосновых бревен, столь
примитивная с виду, что ее лишь с трудом можно было характеризовать как
создание рук человеческих. Крыша из древесной коры сплошь поросла диким
виноградом; в щелях птицы давно свили гнезда; белка забилась прямо на
конек и там грызла свои желуди без страха и без упрека.
Гэбриель осторожно вытащил деревянный колышек, служивший дверным
засовом, и вошел в дом своим мягким, неслышным шагом. Раскопав в очаге
тлеющий уголек, он зажег свечу и огляделся. Парусиновое полотнище
разделяло комнату на две комнаты; разрез в занавеске заменял дверь На
грубо сколоченном сосновом столе лежала одежда, принадлежавшая, как видно,
девочке лет семи-восьми; платьице, сильно поношенное, а кое-где и
порванное; совсем ветхая нижняя юбка из белой фланели, заплатанная
красными лоскутами, и пара чулок, заштопанных и перештопанных так
основательно, что от их первоначального состава едва ли что-нибудь
сохранилось. Гэбриель сперва бросил общий меланхолический взгляд на эти
наряды; потом принялся тщательно осматривать вещь за вещью. Скинув куртку
и сапоги и приняв таким образом домашний вид, он достал стоявшую на полке
шкатулку и уже начал было разыскивать нужные ему швейные принадлежности,
как его прервал детский голосок с той стороны занавески:
- Это ты, Гэйб?
- Я.
- Знаешь, Гэйб, я устала и легла спать.
- Знаю, - сухо отозвался Гэбриель, вытаскивая торчавшую в нижней юбке
иголку с ниткой. Кто-то уже принялся было чинить юбку, но, как видно,
очень быстро утратил терпение, и дыра так и осталась незашитой.
- Ах, Гэйб, это такое старье!
- Старье?! - повторил Гэйб с укором в голосе. - Тоже скажешь! Конечно,