"Габи Хауптманн. Горсть мужества" - читать интересную книгу автора

разу за все тридцать пять лет совместной жизни. Марион размышляла, не
разбудить ли Гюнтера: ведь если они нарушат традицию, в дом придет
несчастье. Но и разбудить мужа тоже нехорошо. Несколько минут Марион
смотрела на Гюнтера в раздумье. Он спал в позе младенца, повернувшись к ней
спиной. Наконец, решившись, она залезла под одеяло и прижалась к Гюнтеру
всем телом.
Гюнтер слышал, как она вошла. Каждое движение жены в ванной, каждый
шорох за долгие годы супружества стали своеобразным ритуалом, повторяющимся
изо дня в день. Он и сам стал частью этого ритуала. Поэтому когда дверь,
наконец, открылась, Гюнтер притворился, что спит. Сейчас он не хотел даже
прикасаться к жене. Гюнтер вообще больше не желал к ней прикасаться. Ему
сегодня исполнилось шестьдесят, и он заслужил право на то, чтобы жить иначе,
внести свежую струю в свою застоявшуюся жизнь. Гюнтер чувствовал, как Марион
сначала в задумчивости рассматривала его, затем забралась под одеяло.
"Только не трогай меня", - подумал он, мысленно видя Клауса с молодой женой.
Марион прижалась к Гюнтеру, и ее прикосновение вызвало неприязнь. Боже,
почти увядшее дряблое тело, грудь, которая скоро совсем потеряет форму. Он
уже не может видеть это каждое утро, не желает больше близости с этой
женщиной. Он вообще не хочет видеть ее в старости. Она должна исчезнуть из
его жизни. Как можно скорее. Гюнтер начал думать о Линде, вспомнил, как она
танцевала сегодня вечером в своем сногсшибательном платье. Мысль, посетившая
Гюнтера во время праздника, снова заполнила его сознание, и он с
наслаждением погрузился в свои грезы. Утопая в них, Гюнтер представил себе,
как Линда приходит к нему, как он срывает с нее платье и она стоит перед ним
почти нагая, в одних черных колготках и туфлях, он бросает ее на кровать,
Линда извивается и стонет под ним, а он все входит и входит в нее. Гюнтер
видел перед собой ее полные сочные губы, лицо, искаженное гримасой
сладострастия, и чувствовал, как напрягается его член. В следующий момент он
повернулся и со злостью набросился на Марион.

Воскресенье. Празднование юбилея у Шмидтов продолжалось почти до самого
утра, поэтому напрасно церковные колокола призывали элиту города на утреннюю
службу. Все первые люди веселились на дне рождения всю ночь, и наутро у
каждого из них была отговорка, чтобы не пойти в храм.
Клаус Раак тем не менее нашел в себе силы подняться вовремя. Регина
проснулась от звука велотренажера, доносящегося из комнаты, где стояли
спортивные снаряды. Она посмотрела на часы и вздохнула. Восемь! Слишком
рано, чтобы подняться после такой бурной ночи. Но Регина прекрасно знала,
что будет дальше. Сейчас Клаус целый час прозанимается на всевозможных
тренажерах, чтобы затем, приняв душ, свежим и бодрым тихо скользнуть к ней в
постель и предаваться любви все утро; почти до десяти часов. Она натянула
одеяло на голову, чтобы не слышать монотонного жужжания тренажера. Этот звук
раздражал Регину, напоминая ей, что Клаус в отличие от многих более молодых
людей, да и самой Регины, продолжает следить за собой. Но она воздержалась
от комментариев и, плотнее закутавшись в одеяло, закрыла глаза и погрузилась
в так некстати прерванный утренний сон.

Ремерсфельд с его почти пятидесятитысячным населением долгое время имел
статус маленького образцово-показательного городка, который развивался
стабильно и поступательно. С одной стороны, это было обусловлено прекрасным