"Джеффри Хаусхолд. Одинокий волк " - читать интересную книгу автора

охранником, они нашли мой рюкзак, обратили внимание на ненормальное
состояние болотца. Конечно, всю эту ситуацию я восстановил уже потом. Тогда
у меня были только отрывочные впечатления. Слушая их разговор, я сросся со
своим деревом - этим бесценным благом природы. Смысл их слов дошел до меня
значительно позже.
Увидев мой змеиный след, ведущий к лиственницам, охранник оживился и
принялся командовать. Похоже, он решил, что искать меня надо под этими
деревьями. Своим спутникам он крикнул, чтобы те окружили рощицу с другой
стороны, дабы я не убежал, а сам стал ползать под низко росшими ветвями.
Предполагая, что ко мне скоро Должна прийти помощь, он едва не всю операцию
сосредоточил на внешней стороне; он хотел отыскать меня сам и в одиночку.
Окажись я жив, меня нужно было потихоньку прикончить.
Шпик пробежал под моим деревом и вышел на открытое место. Послышалось,
как он выругался: выяснилось, что в роще я не задержался.
Потом, когда они пошли вверх и вниз по реке и перекрикивались, голоса
их стали затихать. Это меня не удивило. Я, естественно, подумал утром о реке
как о пути ухода.
Больше я их не видел. Несколько часов спустя с реки доносились всплески
воды и какое-то движение. Должно быть, в поисках моего тела они шарили по
дну водоема. Действие проходило на мелкой горной речушке, быстрое течение
вполне могло унести тело далеко, если оно не застрянет среди камней или не
угодит в водоворот.
Вечером послышался лай собак, тут уж я испугался всерьез. Меня охватила
дрожь, вернулась боль по всему телу, все ныло, жгло и пронзало, все
страдало; все мои члены и органы сумбурно нарушали пульсацию сердца, оно то
останавливалось, то бешено колотилось, то сбивалось с ритма. Хвала целебному
дереву - оно вернуло меня к жизни. Собаки могли учуять меня на дереве, не
помешай им хозяин, не давший им задержаться подо мной. Не тратя времени, он
пустил их по видимому следу и гонял вверх и вниз по течению речки.
Когда стемнело, я спустился с дерева. Мне удалось держаться
вертикально; с помощью двух палок я смог медленно передвигаться, волоча
негнущиеся ноги. Но я еще мог и думать. Последние сутки все происходившее в
моей голове мышлением назвать было нельзя. Я подчинился своему телу. В том,
как скрываться и чем исцеляться, оно разбиралось намного лучше меня.
Свои действия мне надо представить понятными. Это признание (как иначе
еще назвать эти заметки?) я пишу, чтобы не вдаваться в пустые размышления о
прошлом, а излагать все так, как все происходило. Собой я недоволен, и в
этой тетради я пытаюсь карандашом расчленить себя и во всем разобраться.
Воссоздаю самого себя, каким я был тогда, и сопоставляю с собой сегодняшним.
На тот случай, если написанное мной случайно или преднамеренно станет
достоянием общественности, я нигде себя называть не буду. Имя мое и без того
хорошо известно. В газетных аншлагах и светской хронике дешевых газетенок
меня уже предостаточно и всесторонне обсосали.
Началась моя охотничья эпопея довольно-таки невинно. Как у большинства
англичан, у меня нет привычки вникать в побудительные мотивы. Мне не
нравится расчетливое планирование будь то мои действия или кого другого, и я
не верю в него. Помню, когда я укладывал оптический прицел, спрашивал себя:
на кой черт он мне нужен? И в то же время подумал, что может все-таки
пригодиться.
Это правда, я действительно раздумывал, просто из всем свойственного