"Михаил Хейфец. Почему Жаботинский не стал еврейским вождем " - читать интересную книгу авторалучшее. К тому же на реальной войне женщины, дети, старики вполне способны
убивать врага - и делают это постоянно. Но уж если мир устроен так гнусно и "болезненно", по выражению Жабо, что невозможно избежать войн, то единственно честное поведение в реальности - защищать своих изо всех сил, стараясь поменьше терзать себя угрызениями перед страданиями чужой стороны (хотя не забывая о них вовсе). Нет, увы, иного пути для действующего на Земле человека! И те, кто пытаются замаскировать суть человекоубийства на войне "благородными оговорками", обречены на лицемерие в политике. * * * "Еврейским деятелем" (сионистом) Владимир-Зеэв стал только в 1903 году - после Дубоссарского и Кишиневского погромов. Уже семейным человеком, уже знаменитым российским журналистом и известным переводчиком. Что же его жизнь столь сильно развернуло? Насколько мне известно - ощущение позора. Как мало и дурно сопротивлялись евреи, как бездарно и разрозненно обороняли они от бандитского зверья свои дома, детей и жен! Да что ж за народ у нас такой? Зеэв решил создать нелегальную организацию самообороны, ибо поддаться громилам без сопротивления свободный и сильный мужчина не собирался. Но оказалось, в Одессе уже существовала нелегальная организация самообороны евреев. Жаботинский вступил в нее, и этим моментом датируется великий излом в жизни российского литератора, мгновенно превратившегося в политика и идеолога-организатора. обнаружилось, что сей прозелит-сионист слабо представляет собственный народ, конкретно - местечковую массу, с ее особыми настроениями, предрассудками, заблуждениями, парадоксальными нравами: "В Одессе я никогда не видел ни пейсов, ни лапсердаков, ни такой беспросветной бедности, ни в то же время седобородых, старых почтенных евреев, снимавших шапки на улице при разговоре с нееврейским "господином". Он долго не мог избавиться от отвращения, наблюдая заискивающие ужимки обитателей штетлов перед их русскими "хозяевами": "Я спрашивал себя: неужели это и есть наш народ?" Но - оговоримся сразу - у пейсатых бородачей, с их черными камзолами и шляпами XYIII века, имелось качество, завлекшее нашего "европейца". Сии "пoляки" смотрелись "самими по себе" - спутать их нельзя было ни с кем, да они и не допустили бы путаницы в столь важном вопросе. Они не желали даже внешне приспособиться к наглым насильникам, хамам, как бы ни боялись побоев. И всегда подчинялись только своим законам, которые никто не мог заставить извратить (кроме них самих, конечно). Зато их коллеги, ассимилянты-интеллигенты, Владимира-Зеэва потрясали - их жалкая и презренная моральная трусость, желание замаскироваться под русских, отречься от признаков еврейства - скажем, от имени, данного им родителями, от акцента, рожденного родным языком, от жестикуляции. "Русская" маскировка евреев вызывала у него даже не жалость, а скорее ироническое равнодушие - это желание приспособиться к миру соблазнителей, эта мечта перестать быть самими собой, стать - "как все люди"... "В еврействе есть дурные стороны, но мы, интеллигенты-евреи, страдаем отвращением не к дурному, и не за то, что оно дурно, а к еврейскому и именно |
|
|