"Эрнест Хемингуэй. Какими вы не будете" - читать интересную книгу автора

накачавшись, не успел глотнуть, а потом где было ее искать, когда
завалило, завалился весь угол, тут оно и началось; и он пошел, не глотнув,
туда, вверх по склону, единственный раз, когда шел не накачавшись. А когда
вернулись обратно, оказалось, что головной госпиталь горит и кое-кого из
раненых через четыре дня отправили в тыл, а некоторых так и не отправили,
и мы снова ходили в атаку и возвращались обратно и отступали, - неизменно
отступали. И, как ни странно, там была Габи Делис, вся в перьях, ты
называл меня своею год назад, та-ра-ра-ра, ты говорил, меня обнять всегда
ты рад, та-ра-ра-ра, и в перышках, да и без них, Габи всегда прекрасна; а
меня зовут Гарри Пильцер, мы с вами, бывало, вылезали из такси на крутом
подъеме на холм; и каждую ночь снился этот холм и еще снилась Сакре-Кер,
вздутая и белая, словно мыльный пузырь. Иногда с ним была его девушка, а
иногда она была с кем-нибудь другим, и это трудно было понять, но
вспоминалось это ночами, когда река текла неузнаваемо широкая и спокойная,
и там, за Фоссальтой, на берегу канала был низкий, выкрашенный в желтое
дом, окруженный ивами, и с длинной низкой конюшней; он бывал там тысячу
раз и никогда не замечал этого, а теперь каждую ночь все это было так же
четко, как и холм, только это пугало его. Этот дом был важнее всего, и
каждую ночь он ему снился. Именно этого он и хотел, но это пугало его,
особенно когда лодка спокойно стояла там между ивами, у берега канала, но
берега были не такие, как у этой реки. Они были еще ниже, как у
Портогранде, там, где те переправлялись через затопленную луговину,
барахтаясь и держа над головой винтовки, да так и ушли под воду вместе с
винтовками. Кто отдал такой приказ? Если бы не эта чертова путаница в
голове, он прекрасно бы во всем разобрался. Вот почему он пробовал
запомнить все до последней черточки и держать все в строгом порядке, так,
чтобы всегда знать, что к чему, но вдруг, безо всякой причины, все
спутывалось, вот как сейчас, когда сам он лежит на койке в батальонном
блиндаже, и Пара командир батальона, а тут еще на нем эта проклятая
американская форма. Он привстал и огляделся; все на него смотрели. Пара
куда-то вышел. Он снова лег.
Начиналось всегда с Парижа, и это не пугало его, разве только, когда
она уходила с кем-нибудь другим или когда было страшно, что им два раза
попадется один и тот же шофер. Только это его и пугало. А фронтовое нет.
Теперь он никогда больше не видел фронта; но что пугало его, от чего он
никак не мог избавиться, - это желтый длинный дом и не та ширина реки. Вот
он опять здесь, у реки, он проехал через тот самый город, а дома этого не
было. И река другая. Так где же он бывает каждую ночь, и в чем опасность,
и почему он каждый раз просыпается весь в поту, испуганный больше, чем под
любым обстрелом, все из-за этого дома, и низкой конюшни, и канала?
Он привстал, осторожно спустил ноги; они деревенели, если он долго
держал их вытянутыми; посмотрел на глядевших на него сержанта и
сигнальщиков и двух ординарцев у двери и надел свою каску в матерчатом
чехле.
- Очень сожалею, что у меня нет с собой шоколада, открыток, сигарет, -
сказал он. - Но форма-то все-таки на мне.
- Майор сейчас вернется, - сказал сержант.
- Форма не совсем точная, - сказал им Ник. - Но представление она дает.
Скоро здесь будет несколько миллионов американцев.
- Вы думаете, что к нам прибудут американцы? - спросил сержант.