"Эрнест Хемингуэй. После шторма" - читать интересную книгу автора

лодке, чтобы поискать чего-нибудь потяжелее, чем ключ, но ничего не мог
найти, даже багра для губок. Я повернул обратно, и вода становилась все
прозрачнее, и было видно все, что всплывало там, над белой песчаной отмелью.
Я оглянулся, нет ли акул, но их не было. Акулу я увидел бы издали. Вода была
совсем прозрачная, и песок- белый. На ялике был крюк, который служил якорем,
я отрезал его и прыгнул с ним в воду. Он потянул меня вниз, мимо
иллюминатора, я хватался за что попало и не мог удержаться и погружался все
глубже и глубже, скользя вдоль выпуклого борта. Пришлось разжать пальцы и
выпустить крюк. Я слышал, как он ударился обо что-то, и мне показалось, что
прошел целый год, прежде чем я всплыл на поверхность. Ялик далеко утянуло
отливом, и я поплыл к нему, а из носу у меня текла кровь прямо в воду, и я
порадовался, что нет акул; но я очень устал.
Голова у меня трещала, я отдохнул, лежа в ялике, а потом стал грести
обратно. Дело шло к вечеру. Я еще раз нырнул с ключом и опять без толку.
Ключ был слишком легкий. Не имело смысла нырять без большого молотка или еще
чего-нибудь тяжелого. Тогда я опять привязал ключ к багру и, глядя в трубку,
стучал и колотил по стеклу, пока ключ не сорвался, и я увидел в трубку
совершенно отчетливо, как он скользнул вдоль борта, а потом прямо вниз и
ушел в зыбучий песок. Больше я ничего не мог сделать. Ключ пропал, крюк я
тоже упустил, оставалось только вернуться к лодке. Я так устал, что не мог
втащить ялик на борт, а солнце уже садилось. Птицы разлетались, покидали
пароход, и я двинулся к Саут-Уэст-Ки, таща ялик на буксире, а птицы летели
передо мной и позади меня. Я порядком устал.
Ночью опять налетел шторм и бушевал целую неделю. Невозможно было
добраться до парохода. Из города пришли и сказали мне, что тот человек,
которого мне пришлось полоснуть ножом, живехонек, только рука болит, и я
вернулся в город, и меня отпустили на поруки за пятьсот долларов. Все
кончилось хорошо, потому что несколько человек, все мои приятели, показали,
что он гонялся за мной с топором, но к тому времени, когда мы доплыли до
парохода, греки уже взорвали его и обобрали дочиста. Сейф они высадили
динамитом. Так никто и не узнал, сколько им досталось. Пароход вез золото, и
они взяли все. Обобрали его дочиста. Я нашел его, а сам не получил ни цента.
Вот уж действительно не повезло людям. Когда налетел ураган, пароход
был у самой Гаваны, но не мог зайти в порт, а может быть, владельцы не
позволили капитану повернуть к берегу, ведь это тоже было рискованно;
капитан-то, говорят, хотел попытаться; так и пришлось им идти в шторм, и в
темноте их гнало ветром, и они старались пересечь залив между маяком Ребекка
и Тортугасом, и тут пароход наскочил на зыбучие пески. Может быть, у него
снесло руль. Может быть, он вообще потерял управление. Как бы то ни было,
они не могли знать, что пески зыбучие, и когда ударились о дно, капитан,
наверно, приказал открыть кингстоны, чтобы пароход сидел крепче. Но он
наткнулся на зыбучие пески, и когда открыли кингстоны, ушел в песок кормой,
а потом повернулся на бок. На нем было четыреста пятьдесят пассажиров и
команда, и все они, наверно, были там, когда я нашел его. Кингстоны,
наверно, открыли, как только он ударился о дно, и не успел он сесть, как
зыбучие пески стали его засасывать. А потом, наверно, взорвались котлы, от
этого-то и всплывали те куски, которые я видел. Странно только, что совсем
не было акул. Ни одной рыбы не было. Уж я бы увидел ее на чистом белом
песке.
Теперь-то рыб сколько угодно; морские окуни, и самые крупные. Пароход