"Петер Хендке. Нет желаний - нет счастья " - читать интересную книгу автора

одном-единственном человеке, которого ни заменить, ни обменять было нельзя.
После экзаменов на аттестат зрелости я впервые увидел своего отца: он
случайно встретился мне на улице ранее условленного времени - смятая бумажка
на обгоревшем носу, в сандалиях, с собакой колли на поводке. Чуть позже он
встретился со своей бывшей возлюбленной в маленьком кафе ее родной деревни;
мать была взволнована, отец - растерян; я стоял в стороне у музыкального
автомата, заводя "Devil in Disguise" ("Дьявол в маске") Элвиса Пресли. Муж
матери узнал об этом свидании, но послал только, чтобы дать им понять это,
младшего сына в кафе. Мальчик купил мороженое, а потом встал рядом с матерью
и незнакомцем и время от времени монотонно спрашивал ее, когда же она
наконец пойдет домой. Отец нацепил солнечные фильтры на свои очки, то и дело
заговаривал с собакой и наконец собрался - "пора уж" -платить.
- Нет, нет, я тебя угощаю, - сказал он, когда и мать достала кошелек из
сумки.
Мы уехали с ним вместе в отпуск и послали ей видовую открытку. Везде,
где мы останавливались, он объявлял, что я его сын, боялся, чтобы нас,
избави Бог, не приняли за гомосексуалистов ("Сто-семьдесят-пятых
")(Гомосексуализм преследовался в Германии по статье 175). Жизнь
разочаровала его, он чувствовал себя все более и более одиноким.
- С тех пор как я узнал людей, я люблю зверей, - говорил он,
разумеется, не слишком серьезно.
Незадолго до родов мать вышла замуж за унтер-офицера германского
вермахта, который давно УХАЖИВАЛ за ней и для которого не имело значения,
что у нее родится ребенок от другого. "Она или никто! >> - решил он с
первого взгляда и поспорил с товарищами, что переспит с ней или, на худой
конец, что она за него пойдет. Он был ей противен, но ей внушили, что ее
долг - дать ребенку отца; впервые дала она себя запугать и уже не смеялась.
К тому же на нее произвело впечатление, что кто-то вбил себе в голову
заполучить именно ее.
- Я думала, он все равно погибнет на войне, - говорила она. - Но потом
мне вдруг стало страшно за него.
Во всяком случае, она получила право на семейную ссуду. С ребенком она
отправилась в Берлин к родителям мужа. Там ее только терпели. Но уже падали
первые бомбы, и она вернулась домой; обыкновеннейшая история: она опять
громко смеялась, вскрикивая при этом иной раз так, что пугала людей.
Мужа она забыла, а ребенка прижимала к себе так, что он плакал,
старалась забиться в самый укромный уголок в доме, где после гибели братьев
все смотрели друг на друга с тупым безразличием. Что ж, больше ничего у нее
в жизни не происходило? Все осталось в прошлом? Панихиды и детские болезни,
задернутые занавески, переписка со старыми знакомыми по прежним счастливым
временам; она старалась быть полезной на кухне и в поле, где ей то и дело
приходилось отрываться, чтобы переложить ребенка в тень; а потом - вот уже и
в деревне тоже - сирены воздушной тревоги, беготня к пещерам в горах,
служившим бомбоубежищами, первая воронка от бомбы, впоследствии - место игр
и мусорная яма.
Как раз ясные дни стали пугающе-призрачными, и окружающий мир, на
освоение которого - после кошмарных наваждений детства - ушли долгие годы,
вновь ошеломлял ум непостижимой чертовщиной.
Мать взирала на все происходящее в крайнем изумлении. Боязливой она не
стала, но, зараженная общим страхом, самое большее иной раз хихикнет,