"Джеймс Херберт. Оставшийся в живых" - читать интересную книгу автора

Физическую близость Эмили пришлось испытать впервые, и, к ее
разочарованию, она не вызвала у нее положительных эмоций. Она кое-как
терпела ее, но редко получала от нее удовольствие, потому что сам интимный
акт воспринимала как некое нарушение заповедей отца. Более того, как
предательство по отношению к отцу.
К сожалению, страсть ее, так и не разгоревшись, тихо угасала, в то
время, как аппетиты Сирила росли, как будто пассивность жены еще больше
распаляла его. Будучи абсолютным дилетантом в вопросах секса, она, тем не
менее, догадывалась, что запросы Сирила выходят за рамки нормы, но по
прошествии трех лет, когда Сирил совсем перестал беспокоиться о том, что его
жена считает нормальным, а что - нет, она окончательно убедилась, что с ним
что-то неладно. Он и раньше никогда не проявлял горячего желания кончить в
ней, даже, казалось, делал это с большой неохотой. Ее это не очень-то
беспокоило, она не испытывала большого удовольствия от того, что в ее тело
вливается эта липкая жидкость, но и то, чему он отдавал предпочтение, было
столь же непристойно и гораздо более неприглядно. Он просил, чтобы она
ласкала его руками, и если она отказывалась, был готов умолять ее со слезами
на глазах, настаивая на выполнении ею супружеского долга. Упоминание о долге
заставляло ее в конце концов уступать - понятие долга было ей слишком хорошо
знакомо: это слово она слышала на протяжении всей своей жизни.
Позже он стал стремиться использовать для достижения оргазма другие
отверстия ее тела, природой для этого не предназначенные. Это приводило ее в
состояние безмерного ужаса и отвращения, но странным образом его слабость
становилась здесь его сильным оружием, если, конечно, упрямство можно
отнести к категории силы. Она стала испытывать перед ним страх. Вспышки
ярости ее отца были тихими, но не менее грозными, Сирил же был совершенно
необуздан и ужасен в своих эмоциональных проявлениях. И хотя он ни разу не
позволил себе ударить ее, угроза насилия постоянно висела в воздухе, его
вспышки раздражения всегда были на грани физического воздействия. Эмили не
оставалось ничего другого, кроме подчинения. Воспитанная в атмосфере
религиозного благочестия, она теперь вынуждена была отказаться от посещения
церкви: соучастнице всех этих непотребных деяний там не место.
Потом, после трех лет всех этих мучений, сексуальные притязания Сирила
приняли еще более отвратительную форму: как-то раз он вдруг потребовал,
чтобы она ударила его. Нехотя она подчинилась, но он заорал, что она плохо
старается, что она должна причинить ему настоящую боль. Испугавшись, она
ударила его снова, и на этот раз он закричал от боли. Неожиданно для себя
она почувствовала, что его крики доставляют ей удовольствие. Вначале она
била его открытой ладонью, но этого ей показалось недостаточно. Она
огляделась, ища, чем бы ударить его побольнее и тут заметила рядом с
кроватью брошенный (может быть, намеренно?) ремень. Она схватила его и,
радуясь в душе его воплям, обрушила град ударов на обнаженное тощее,
съежившееся от боли тело, освобождаясь таким образом от гнета, давившего ее
всю жизнь. Но к своему огромному разочарованию она заметила, что несмотря на
охвативший его пароксизм боли, а, может, и благодаря ему, Сирил получил
необычайное удовлетворение и, когда ее гнев иссяк, попросил продолжить
экзекуцию. Глубочайшее отвращение к себе самой, к нему, к их совместной
жизни захлестнуло ее серой пеленой безысходности, отравило все ее чувства.
Она вдруг ясно осознала, насколько ее дух деградировал за эти годы.
Последующие два года она прожила с ощущением непрекращающейся