"Филипп Эриа "Время любить" " - читать интересную книгу автора

свинцом. Веки сами смежались. Сквозь неплотно сомкнутые ресницы я различала
силуэты моих мальчиков, стоявших рядом, и заметила, что Пейроль смотрит на
меня, распростертую перед ними. Оба молчали. Рено наблюдал за нами, глядел
на нас, его взгляд переходил от меня к Пейролю, от Пейроля ко мне, и он
ждал - чего ждал? Вдруг он быстро опустился на колени, поцеловал мою
лодыжку и поднялся, бросив на Жюстена хмурый взгляд. Но я уже снова закрыла
глаза.
Они дали мне поспать, и я только потом догадалась, что они поели, они
действовали абсолютно бесшумно. Потом оба легли отдохнуть на своих надувных
матрасах неподалеку от меня, и солнце, просвечивая сквозь щели навеса,
окрашивало их тела уже в оранжевый цвет. По мерному дыханию Пейроля я
догадалась, что он спит, но спит ли Рено, в этом я была не так уверена.
То, что в последующие недели удерживало меня, исстрадавшуюся, в
Фон-Верте, были не только мои израненные ноги. На следующий день после моих
злоключений я отправилась в город к своему врачу, который, осмотрев раны,
назначил только дальнейшее лечение. Я передала Пейролю хвалы, которые
расточал по его адресу специалист, но скомкала фразу, хотя и улучила
момент, когда Рено стоял к нам спиной.
Нет, я поддалась состоянию общей расслабленности. И под тем предлогом,
что лучше мне не обуваться, отложила все деловые встречи и прочно
облюбовала себе шезлонг. Приближались экзамены, становилось все жарче, и
оба мои мальчика нуждались во мне. В полдень и вечерами они являлись домой,
разбитые и неспокойные. Причем у Пейроля это сказывалось на свой особый
лад, и теперь я сразу научилась догадываться, в каком он настроении. Еще
долго после ужина я лежала в саду на шезлонге, наслаждаясь вечерней
прохладой, и, бывало, вопреки своей привычке не вмешиваться в их занятия
бросала: "Ну как, мальчики, дело идет на лад? Ничего не нужно?" - и
поворачивала голову к освещенным окнам, открытым во мрак, к окну Рено во
втором этаже и к окну Пейроля - на первом. На последнем этапе подготовки к
экзаменам они занимались врозь и ожесточенно трудились поодиночке: они
словно бы стали членами какой-то масонской ложи. А я измеряла
продолжительность их занятий по большим стенным часам с боем, составлявшим
Пейролю компанию в сводчатом зале, их басистый голос, раздававшийся каждые
полчаса, не мешал Жюстену и доносился сюда ко мне, под шелковицы.
Нередко мне приходилось напоминать им, что уже поздно. Услышав мой
зов, мальчики решали, что они достаточно наработались, и до меня доносился
стук отодвигаемых стульев, и затем оба появлялись вместе, с блуждающими от
усталости взглядами, подходили ко мне и жадными глотками выпивали холодный
напиток, приготовленный Ирмой. А мне в такие минуты чудилось, будто рядом
со мною два больших живых плода, полные соков, только вот этот из той же
плоти, что и я, а тот из другой; лишь в этом и была вся разница. Потом они
возвращались в дом, снова расходились по своим углам и заваливались спать.
Свет в окнах гас. А я еще медлила, мне чудилось, будто я слышу их сонное
дыхание, раздававшееся в унисон под нашей кровлей.
Утрами из города приезжала моя машинистка, потом мальчишки являлись к
обеду минута в минуту, с чисто школьной пунктуальностью, и после их второго
отъезда вплоть до возвращения уже к вечеру я ленилась, ждала их, мечтала,
как еще никогда не мечтала за всю свою жизнь.
И вот именно в такой день я попалась на телефонный звонок, более чем
нежелательный. Меа culpa (Моя вина (лат.)): если бы я была, как мне и