"Филипп Эриа "Время любить" " - читать интересную книгу автора

из беды; они готовы были открыть огонь по первому знаку, лишь бы уменьшить
долю его ответственности. Самым действенным средством в делах такого рода
считалась ссылка на плохое окружение, на губителные примеры.
А какая мне во всем этом отводилась роль? Очень простая. Выступить в
качестве общественного обвинителя всего клана Буссарделей, потому что никто
лучше меня не мог справиться с этой задачей. Никто лучше не мог изобличить
их, доказав, что ради корысти они способны на все. Достаточно мне
рассказать судьям о нашем конфликте, заявить, что они действовали всем
скопом против троих родственников из соображений наживы, добились полного
успеха, не посрамив уважаемого имени Буссарделей, и все это происходило на
глазах самого Патрика, тогда еще совсем мальчика.
Когда после моего калифорнийского приключения я, беременная тем, кто
стал теперь Рено, согласилась выйти замуж за моего кузена и поверенного
моих тайн Ксавье, родственники скрыли и от меня и от него, что он
бесплоден, так как еще в детстве перенес туберкулез половых органов; и
скрыли лишь потому, что брак двоих самых "непутевых" Буссарделей устраивал
всю семью. Когда родным стало известно, что я беременна, чего они никак не
ожидали, они поспешили открыть моему мужу глаза с целью устранить
незаконнорожденного ребенка. Ксавье, натура в высшей степени
впечатлительная, после этого неожиданного удара упал - случайно, нет ли -
из окна. В результате этого падения он скончался. Я увезла его, умирающего,
из нашего особняка на авеню Ван-Дейка. А много лет спустя наша старая
родственница, знавшая тайну моего мужа, перед смертью сделала своим
единственным наследником Рено - "сына Ксавье", по собственному ее
выражению, но моя мать добилась непризнания Рено законным сыном и лишила
его наследства. Вот какую миленькую историю могла бы я рассказать судьям, и
об этом просили меня Буссардели. А уж если бы я привела все драматические
перипетии этого дела, представила бы доказательства, сослалась бы на
неоспоримые свидетельства, сенсация была бы полной. Одна лишь я в силах
выставить на всеобщее позорище наше могущественное семейство, ввергнуть его
в такие пучины, что положение юного преступника сразу же облегчится, снимет
с него ответственность за свои поступки. Таким образом, я представляла
собой единственный шанс на оправдание Патрика, на смягчение его участи.
Анриетта с помощью Жанны опытной рукой обнажила передо мной все
пружины своего замысла, и обе женщины, объединенные общим усилием
продемонстрировать его, напомнили мне двух злоумышленников, которые,
задумав hold up (Грабеж (англ.)), набросав предварительный план, сами
подвергают его всесторонней критике, и в конце концов вся эта сложнейшая
система начинает казаться им простейшей и безотказной. Когда я возразила,
что эта махинация бессмысленна хотя бы уже потому, что она разрушит то, что
желают сохранить, - семью, Анриетта, снисходительно улыбнувшись, поведала
мне: все это разработано защитником Патрика, одним из "душек-теноров"
адвокатуры. Он ссылается на прецеденты, делает ставку именно на теперешнюю
тенденцию - судьи весьма
Охотно обвиняют родителей в грехах детей - и, наконец, так уверен в
выбранном им способе защиты, что прибыл из Парижа вместе с двумя моими
невестками, откомандированными сюда в качестве послов; он теперь сидит в
городе, в отеле, и ждет результатов наших переговоров.
- Вы сами понимаете, Агнесса, что он не мог приехать сюда, к вам, -
это было бы серьезным профессиональным промахом. Адвокат не имеет права