"Филлип Эриа. Испорченные дети (Роман)" - читать интересную книгу автора

открывавшимся ей зрелищем Нью-Йорка.
И в самом деле, это было прелюбопытное зрелище. Я спускалась по
Гудзону. Я видела, как в обратном порядке проходило передо мной все то, что
двумя годами раньше было для меня чудом первой встречи.
Нас сопровождала моторная лодка. Она подпрыгивала у правого борта на
гребнях волн, поднятых нашим пароходом, и старалась от нас не отставать. В
моторке, кроме экипажа, было шесть пассажиров: трое мужчин и три женщины,
все они стояли во весь рост. Задрав кверху голову к пассажирам, толкавшимся
на невидимой мне отсюда главной палубе, они кричали что-то, передавая друг
другу рупор. А тем временем позади них медленно проплывал Нью-Йорк.
Когда исчезли небоскребы financial district* {деловой квартал -
англ.}, я почувствовала, что пароход набирает скорость. Маленькая моторка
поспешала за нами из последних своих сил. Пассажиры ее теперь цеплялись за
что попало. И при этом трудились над чем-то, а над чем, я сначала, не
поняла. Наконец им удалось откупорить что-то, что оказалось бутылкой
шампанского. Потом, несмотря на изрядную качку, они разлили шампанское по
стаканам. И, выстроившись лицом к отплывавшим своим друзьям, стали
провозглашать тосты. Осушив стакан, каждый бросил его в воду; затем в воду
полетела бутылка. Моторка развернулась, устремилась к нью-йоркскому мысу и
понеслась в обратном от нас направлении с удвоенной скоростью.
Мне показалось, будто последняя ниточка, еще связывавшая меня с
Америкой, вдруг порвалась. Помню, я невольно ссутулилась и опустила голову.
Я уже не старалась побороть не оставлявшую меня с самого утра тревогу. Я
слишком хорошо понимала, откуда она взялась, кто ее причина и как
определить ее одним-единственным словом.
Я теперь не думала о том, смотрят на меня или нет. Я не отрывала глаз
от каменной громады, и расстояние уже скрадывало ее причудливые очертания,
ее размеры. Постепенно отдельные детали исчезли. И тем не менее в моих
глазах картина мало-помалу приобретала завершенность. Как на портрете
тосканской школы, где голова изображенного человека выделяется на фоне
сельского или городского вида, воплощая собою самую душу пейзажа.
То, что вставало перед моим взором, то, что вписывалось в пейзаж
города у воды, было обликом некоего юноши. Я знала наизусть каждую его
черту, каждый штрих, каждый чуть заметный недостаток, все, из чего
складывалась его красота. Это был лоб чуть-чуть плоский, это были черные
глаза с агатовым блеском, свойственным лишь минералам, это был рот, губы
странного лиловатого оттенка, без единой морщинки. Но было также и другое:
ребяческая улыбка, брови мягкого рисунка, светло-каштановые волосы. Лицо
противоречивое, я даже знала, благодаря смешению каких кровей оно стало
именно таким: лицо, в котором явно проступала англосаксонская мягкость,
сочетавшаяся с индейской дикостью.
Лицо Нормана.


2

Последнюю ночь на пароходе я спала совсем мало. Откровенно говоря,
почти совсем не спала.
Уже вечер показался мне бесконечно длинным. На пароходе я не завязала
ни с кем знакомства. Помимо того, что это вообще не в моем характере, я во