"Филлип Эриа. Испорченные дети (Роман)" - читать интересную книгу автора

походкой, с непокрытой головой, прижимая локтем тетрадки к левому боку. А
главное, я увидела...
Я ждала вопля сирены. Мне почему-то казалось, что она медлит, и я то и
дело поглядывала на часы. Если бы от меня зависело дать сигнал к
отправлению, не знаю, ускорила бы я его или замедлила. Я торопила эту
минуту и боялась ее.
Сирена наконец завыла, и завыла так близко от меня, что я вздрогнула
всем телом, оглушенная и напуганная. Потом прошло еще несколько минут, мне
трудно было бы сказать, когда именно пароход вышел из состояния
неподвижности. Я поняла это, почувствовала по неестественной суете,
охватившей толпу родных и друзей, торопливо покидавших судно. Отсюда сверху
я видела, как они выстроились вдоль пристани; но крыша склада заслоняла от
меня большую часть толпы. Руки дружно вытянулись вперед, замахали платками,
шляпами. Но, по-видимому, никто не плакал. Рты выкрикивали прощальные
слова, тонувшие в общем гуле, казалось, на всех губах застыла веселая
улыбка.
Но вот общее волнение передалось и мне, оно становилось все острее, по
мере того как борт парохода медленно проносил нас над сгрудившейся толпой.
Когда склад наконец сдвинулся в сторону, показав самый край пристани, где
жестикулировала толпа, сбившись на площадке, возвышавшейся над черной
водой, внезапное чувство дружеского умиления, а может быть, и тоски сжало
мое сердце. Мне вдруг так не захотелось расставаться с этой толпой, с этими
незнакомыми мне людьми... Ах, как глупо было с моей стороны не позволить
себя проводить! Я была бы рада любому провожающему, даже самому
равнодушному. Я тоже искала бы его в давке, нашла бы, я тоже
переговаривалась бы с ним жестами, взмахом руки, не спускала бы с него
глаз, долго-долго, как можно дольше...
Пароход увозил меня от этого мира, который я покидала, уже покинула.
Еще тридцать метров, и силуэты сольются в одно неразличимое темное пятно...
Пока еще было время, я поспешила выбрать себе один из этих силуэтов. На
самом краешке пристани, чтобы случайно не потерять его из виду. Какого-то
белокурого мужчину, вернее, юношу. Я сама возвела его в ранг своего
провожающего. Он стал моим boy-friend* {приятель - англ.}. Он даже не
подозревал о том, что я навязала ему эти узы, и, должно быть, все его
помыслы были поглощены одним из наших пассажиров, а возможно, одной из
наших пассажирок, мне еще неизвестной. Сложив ладони рупором, он кричал
что-то, чего не было слышно, и сам смеялся своим словам. А потом, когда
расстояние между нами увеличилось, он замолчал и стал махать над головой
своей широкой ладонью. Он смотрел в мою сторону, а я смотрела на него. Но
он становился все меньше и меньше, лицо его тускнело, уже грозило слиться с
соседними лицами... Тогда я протянула к нему обе руки, я махала ему,
посылая прощальный привет, и кричала ему что-то, сама не помню что,
по-английски.


Я перешла на корму. Публика уже начала собираться в застекленной
клетке ресторана. Наступил час завтрака. Но мне не хотелось есть. То, что
раньше удерживало меня на палубе, теперь лишало аппетита, делало неуязвимой
против взглядов кое-кого из ресторанной публики, не без любопытства
посматривавшей через стекла на странную пассажирку, которая упивалась