"Филипп Эриа. Семья Буссардель (Роман) " - читать интересную книгу автора

человек с каким-то странным, изможденным лицом и серыми прозрачными глазами.
Он внимательно смотрел на Жюли. У нее из-под капора выбивались короткие
шелковистые локончики, светло-белокурые, какие во Франции бывают только у
маленьких детей. Казак смотрел на эти белокурые завитки, улыбаясь
простодушной улыбкой, потом дотронулся до них пальцем, но, увидев, что
девочка испугалась, накуксилась и готова уже расплакаться, отвел руку и
ласково забормотал какие-то слова на своем родном языке.
Девочка, перепугавшись, бросилась к матери и уткнулась головенкой в
складки ее платья. Аделина, изображая из себя взрослую особу, объясняла ей,
что у солдата, верно, осталась на родине хорошенькая маленькая дочка.
Чтобы выбраться из толпы, Буссардели пересекли проспект и вышли к
Каменной пристани. Тут оказалось тише, спокойнее, мало было гуляющих; в
середине бивуака шум просто оглушал, как на ярмарке, сюда же он долетал
глухо. Смотреть теперь оставалось только на лошадей, бродивших табунками в
загонах или привязанных к коновязи, да на солдат, которые их чистили.
Можно было спокойно пустить детей играть одних с Батистиной. Справа
слышался звонкий и мерный стук молота о наковальню: там под брезентовым
навесом расположилась походная кузница. Звуки были привычные, какие
раздавались в любой парижский кузнице, но тут их сопровождали незнакомые
варварские песни.
Время шло. Короткий осенний день уже склонялся к вечеру. Флоран нашел
на аллее Рейн удобную скамью, и они с женой присели отдохнуть. Лидия
молчала. Она смотрела на палатки казаков, выстроившиеся у края сада, лагерь
тянулся бесконечно, теряясь где-то вдали.
- До какого же места он доходит, друг мой? - спросила Лидия. - До аллеи
д'Антен?
- Мне говорили - дальше.
- Боже мой! Это ужасно!..
Голос ее дрогнул. И в самом деле, лагерю как будто конца не было. В
дымке наступивших сумерек даль становилась обманчивой, и казалось, что
бивуак тянется вплоть до холмов Шайо, захватывает всю эту часть Парижа.
Лидия молча сидела на скамье, устремив глаза вдаль и устало ссутулившись, -
день выдался такой хлопотливый, утомительный.
- Ах, Флоран! - вдруг сказала она. - Ах! Все это еще не кончено!
- О чем ты говоришь?
- Да о наших несчастьях, об испытаниях наших. Еще не пришел конец нашим
страданиям.
Он взял ее за руки:
- Успокойся, что ты!
- Нет, - упрямо и жалобно повторяла она. - Я хорошо чувствую, друг мой,
что это еще не конец. И чувствую и вижу. А ты? Неужели не видишь?
И она унылым жестом указала на огромный бивуак, на этот чужестранный
город, врезавшийся в Париж. Зрелище это больше всего ее поразило. Она как бы
представила себе всю величину бедствия, постигшего страну. При виде
казачьего лагеря на Елисейских полях ей вспомнилось, что в Амьене
расположились англичане, в Ренне и Нанте - пруссаки, в Клермон-Ферране -
баварцы, в Лионе и Марселе - австрийцы; эти лужайки, истоптанные сапогами
неприятеля, навели ее на мысль, что пятьдесят восемь департаментов Франции
оккупированы. На нее больше действовали факты, чем рассуждения, явные
доказательства, чем рассказы свидетелей. Такова уж была ее натура -